Красавицы советского кино
Шрифт:
«К нам в училище приехали из Бельгии студенты театральных вузов. Возглавлял эту компанию Люсьен Хармегинс, сын министра обороны Бельгии. Мы подружились. Потом, когда они вернулись домой, я стала получать от Люсьена письма. Приглашал в Бельгию, звал на виллу в Ниццу. А чтобы мне в голову не приходило ничего дурного, предлагал взять с собой подружку. В общем, влюбился и очень хотел на мне жениться. Но у меня тогда были совершенно другие планы. Если бы он появился в моей жизни раньше, чем Володя, возможно, все сложилось бы по-другому…»
Володя, о котором идет речь, не кто иной,
«Володя влюбился в меня, когда увидел „Кавказскую пленницу“. Он был молодым, сильным, крепким. Это был очень способный человек, с прекрасными внешними данными, добрым по сути. Володя четыре года ночевал на чердаке, чтобы увидеть, как я прохожу мимо…
Он познакомил меня со своими друзьями: Толиком по кличке Дорога (я тогда и предположить не могла, что это наркоманское прозвище) (Владимир Тихонов еще в подростковом возрасте начал баловаться наркотиками. — Ф. Р.) и Петей Башкатовым — сыном дворничихи. Ко мне эти милые и славные ребята отнеслись хорошо. Вовка влюблен, надо его поддержать.
Сначала я не понимала: откуда Володя знает, что я ссорюсь с Бурляевым? Потом выяснилось — у Дороги девушка работала на телефонном узле. Когда я сбегала от Коли к маме и начинала тосковать по своему законному мужу, мы с Бурляевым часами разговаривали по телефону. Иногда в наш разговор врывался глубокий вздох.
— Что это? — спрашивал Коля.
— Не знаю, — отвечала я.
Хотя прекрасно понимала: это девушка Дороги подключила Володю к нашему разговору и он страдает в трубке. Такое трогательное чувство кружило голову…»
На последнем году учебы Варлей и Тихонов вместе участвовали в дипломном спектакле «Снегурочка» по пьесе А. Островского: она играла Снегурочку, а он — влюбленного в нее Мизгиря. В результате любовная история, которую они переживали на сцене, соединила их окончательно. Узнав об этом, Филатов буквально взорвался. Однажды подкараулил Варлей в коридоре училища и, схватив ее за плечи, стал трясти и кричать: «Как ты могла променять меня — такого умного, талантливого — на эту красивую дубину?..»
Но Варлей променяла. И уже очень скоро пожалела об этом, поскольку внезапно узнала, что ее новый возлюбленный — наркоман. По ее словам:
«По мере того как Володю засасывали наркотики, он становился все более жестким, даже жестоким. Я долго отказывалась верить в то, что Володя — наркоман. И что это очень серьезно.
Родители построили кооператив на Дмитровском шоссе и переехали, оставив мне коммуналку на Суворовском. Володя сразу переселился. Мы готовились к свадьбе. Я уезжала на съемки (в 1971 году Варлей снималась на „Ленфильме“ в „Черных сухарях“. — Ф. Р.), а к Володе тут же являлись друзья. Соседки мне потом докладывали: „Наташа, в ваше отсутствие Володя вел себя неадекватно. У него собиралась компания, там происходило что-то нехорошее“.
Я стала находить в комнате не только пустые бутылки, но и какие-то таблетки, шприцы. Спрашивала у мужа:
— Что это?
— Это не мое, Петя и Дорога забыли.
— Чтобы я их здесь больше не видела!
— Наташ, ну не могу я их бросить, они единственные друзья, которые меня никогда не предадут.
Володя говорил так убедительно, что я верила. Потому что любила. Тихонов сам не понимал, насколько это страшно. Его молодой крепкий организм пока выдерживал такое „увлечение“. А меня было легко обмануть…
Нашу свадьбу гуляли в квартире Мордюковой на Краснохолмской набережной. Собрались только близкие и друзья — Петя и Дорога в первых рядах. Вячеслав Васильевич Тихонов тоже заехал нас поздравить. В середине торжества мои цирковые приятели канатоходцы Володя и Женя Волжанские вызвали меня из-за стола на кухню и прикрыли дверь: „Наташ, куда ты смотришь? Минуту назад на балконе Володя предлагал нам дозу“.
Внутри меня все оборвалось. Утром, когда Володя, Нонна Викторовна и я сидели за завтраком, я разрыдалась и впервые сказала Мордюковой о том, что происходит с Володей. Он же успокаивал, говорил:
— Это неправда.
Я встала и пошла к двери. Помню, как кричала Нонна:
— Иди за ней! Проси прощения!
— Она меня не простит.
— Дурак, только она сможет тебя спасти!
Не знаю, что было дальше, я захлопнула дверь и уехала на Суворовский. Володя появился на следующий день, молил его простить, обещал расстаться с друзьями. Но этого, конечно, не случилось. Петя и Дорога были рядом всегда. Когда я приехала под Горький навестить мужа на съемках прославившего его фильма „Русское поле“ (он снимался летом 1971 года. — Ф. Р.), тут же увидела верных товарищей, которые жили поблизости.
— Зачем они здесь?
— Не обсирай моих друзей, — отрезал Володя.
Семейной жизни у нас с Тихоновым не получилось. Вскоре после свадьбы (осенью того же года. — Ф. Р.) его забрали в армию. Он служил в команде при Театре Советской армии. А я в это время была уже беременна.
По выходным Володя исправно отпрашивался в увольнительную. Но шел он не к беременной жене, а к Пете и Дороге — туда, где страшный порок был нормой. А еще в тот момент он познакомился с юной 16-летней девушкой Наташей Егоровой — фигуристкой из балета на льду. Наташа тоже принимала Володю в любом состоянии…»
26 января 1972 года Варлей родила мальчика, которого назвали Василием — в честь отца дедушки новорожденного, Вячеслава Тихонова. Отец новорожденного объявился в роддоме только на третий день, чтобы передать ей фрукты. Спустя несколько дней он встретил Варлей с новорожденным и отвез их домой. Однако нормальная жизнь у молодых так и не наладилась: Тихонов продолжал пропадать то у своих друзей-наркоманов, то у любовницы. В итоге Варлей собрала вещи и вместе с сыном уехала жить к родителям. Тихонов пытался ее вернуть, но все было безуспешно: жена ставила жесткое условие — порвать с друзьями-наркоманами и «завязать» с наркотиками, — но Тихонов на это был не способен. Такая ситуация только взвинчивала и без того расшатанные нервы Тихонова. В иные дни он попросту себя не контролировал. Как вспоминает Н. Варлей: