Шрифт:
Глава 1
«Ну хорошо же посидели!». Эту фразу Егор любил и ненавидел одновременно. Особенно когда она звучала из уст его самого близкого друга Гриши Сидельникова. С Гришей, а точнее с Григорием Семяновичем, у них «хорошо посидеть» выходило редко, но чертовски метко. Каждая из их посиделок накрепко засаживалась в память колом. Хотя эти воспоминания были не из тех, которыми можно потом похвастаться перед внуками. Гордиться ночью, проведенной в «обезьяннике» или утром в травматологии добропорядочному пенсионеру не стоит.
Прошлый вечер особыми приключениями не грозил и вообще должен был пройти довольно буднично.
– Филимоныч, ты пока догребешь, у меня инсульт случится, – Гриша конечно же лукавил, несмотря на седую гриву и бороду, инсульт у него мог случиться только от соприкосновения лба с рельсом. Да и то не факт, это старый дуб и целым тепловозом было не свалить. Однако Гриша принес с собой нечто, что магическим образом могло сбить с ног даже его.
– Ты не погорячился? – Егор кивнул на два тяжеленых пакета, которые Гриша с трудом удерживал в левой руке. Из пакетов выглядывали деревянные крышки двух бочонков. И Егор прекрасно знал, что Гриша в этих бочонках обычно носил. Его старинный друг считал, что пластик материал мертвый. «Химоза», которая ни в коем случае не должна соприкоснуться с настоящим «Бархатным».
– Будет лишним – останется на завтра, – оптимистично заявил Григорий, протягивая для рукопожатия правую клешню. Хотя Грише уже было за семьдесят, правая кисть давила как стальные тиски. Да и левая не особо отставала, – хотя сегодняшнее на завтра переносить – грех!
– С чего это бы? День какой-то особенный?
– Да ты что?! Забыл?! Как?! – казалось, что даже седая борода Семеновича побагровела от возмущения. И только тут Егор заметил под рубашкой у приятеля тельняшку.
– День? Тот самый?
– Да конечно тот самый! Как ты вообще забыть мог, старая ты калоша! – брюзжа Гриша отодвинул Егора от двери и зашел в квартиру.
Не то, чтобы Егор забыл, что в последнее воскресенье июля отмечается День Военно-морского флота. Он просто не уследил, что сегодня воскресенье. Пенсионный возраст имеет свои привилегии – тебе не обязательно знать, какой сегодня день. Вся твоя жизнь ровно размазана между очень условным «началом» и «концом» недели.
– А это, та-дааам! – Гриша помахал бутылкой с прозрачным содержимым, – если нам вдруг не хватит!
– Ладно, тащи в холодильник, – распорядился Егор, а про себя подумал: «Я об этом пожалею».
Егор с Гришей болели за разные команды, но для приятелей, дружба которых началась тридцать лет назад, это не было камнем раздора. Они от души радовались и праздновали мячи, залетевшие в любые ворота. Отмечать было что – матч выдался богатым на голевые моменты, жесткие столкновения игроков и «горчичники». Накал страстей царил нешуточный, пиво текло рекой и в этот мутный нефильтрованный поток незаметным ручейком влилась и беленькая.
«Ну хорошо же посидели!». Это да. Тут не поспоришь. Но у всего бывают последствия. И на утро последствия были такими, что Егору захотелось умереть, не приходя в сознание. А кому такое сознание нужно? С накатывающими приступами тошноты, подрагивающими конечностями, дикой головной болью и гулом в ушах. Причем гул бы не как обычно после жуткого похмелья, а со странностями. Он был импульсным, то нарастал, грозя разорвать череп в клочки, то отступал, даря моменты благостного облегчения.
Эти приливы и отливы могли продолжаться еще очень долго, если их не загасить таблеткой. Точнее – целой горстью таблеток. И запить, обязательно запить ведром приятно холодящей горло воды. Егор открыл один глаз… и тут же торопливо его закрыл. Ему прямо в лицо бил мощный потолочный осветитель. Настолько яркий, что Егор почувствовал, как его мозг шкворчит, будто утренняя яичница на сковороде.
Мрак сомкнутых век принес облегчение. И одновременно озадаченность – Егор точно помнил, что в его квартире подобных прожекторов на потолке не было. Мозг, хотя и находился в явном ауте, послушно запустил простенький анализ: «Люстра на потолке не моя. Вряд ли бы мы с Гришей заморочились настолько, чтобы ее поменять. Следовательно – потолок не мой. Следовательно – квартира не моя. Следовательно…».
– Семеныч, – простонал Егор, справедливо полагая, что его друг должен находиться где-то поблизости. Сознание же продолжило невыносимую аналитическую работу и выдало еще одно предположение: «Мы в вытрезвителе. Белый потолок, яркий свет. Больница или медвытрезвитель. Да что угодно, лишь бы не морг!», – прокручивал в голове Егор и удивлялся, как он вообще вне дома оказался. Помнил, что они дождались окончания матча, потом традиционно двинули по три тоста за военный флот, потом… ух как же тяжело оказалось выдергивать воспоминания из памяти! Гриша выкинул какую-то глупость, но вот какую?!
– Ожил? – под ухом раздался веселый голос Гриши «будь-он-проклят-Семеныча».
– Нет, – честно признался Егор, которого от смертного одра отделал всего один неосторожный вздох, – дорогой друг, не будешь ли ты так любезен сообщить мне, где мы находимся. А я уже потом решу, оживать мне или погодить.
– Как где? Ты че, забыл?! Мы же на «Крузенштерне»!
– Каком еще к чертовой матери Крузенштерне?! – похоже процесс реабилитации Егору придется отложить. Сначала надо разобраться, куда же их занесло.
– Известно какой – Иван Федорович Крузенштерн! Да старик, я давно тебе говорил – бросай пить. Не твое это, – веселился Семенович. Капитан первого ранга в отставке не только лбом мог стены прошибать, но еще и пить ведрами и не мучиться похмельем, – ты же помнишь, что после матча мы в «Звездных баронов» полезли?
– Зачем?! – в памяти Егора всплывали обрывки прошлого вечера.
Ходить в вирутал в пьяном состоянии Егор себе не позволял по двум причинам. Первая состояла в том, что медики настоятельно не рекомендовали под градусом в капсулу ложиться или шлем надевать. Реакция нервной системы, сопряженной с нейроимплантами могла быть разной. От непродолжительной диареи до полной придурковатости до конца дней своих. Вторая же причина заключалась в том, что Егор, в отличии от Гриши, в «Звездных Баронах» время коротал на пару с внуком-киберспортсменом. Лично ему намного больше нравился «Морской бой», так как вся его жизнь, как и у Гриши, была связана с морем. Если Григорий Семенович карьеру свою завершил капитаном эскадренного миноносца, то Егор был главным инженером на Балтийских верфях. Ему больше по душе был ветер, дующий в лицо и мощные волны, накатывающие на бронированную палубу какого-нибудь линкора, чем холодный блеск далеких звезд.