Красная книга
Шрифт:
Я: «Ты говоришь загадками, которые могут свести с ума, если принять их близко к сердцу. Скажи, как ты понимаешь эту корону?»
П.: «Как я понимаю? Никак. Она говорит сама за себя».
Я: «Ты имеешь в виду эту надпись на ней?»
П.: «Именно; полагаю, она имеет для тебя смысл?»
Я: «До некоторой степени. Но это оставляет вопрос в пугающей неопределенности».
П.: «Как и должно быть».
И птица неожиданно превращается обратно в змею. [273]
273
Это предложение добавлен в «Черновике».
Я:
Змея: [274] «Только тех, кто не в согласии со мной».
Я: «Так я и не в согласии. А кто в согласии? Такое повисание в воздухе ужасающе».
Зм.: «Эта жертва так трудна для тебя? Ты должен быть способен повиснуть, если хочешь решит проблемы. Посмотри на Саломею!»
Я, Саломее: «Я вижу, Саломея, ты все еще рыдаешь. С тобой еще не кончено. Я колеблюсь и проклинаю свое колебание. Я повешен ради тебя и ради себя. Сначала я был распят, теперь я просто повешен — что менее благородно, но не менее мучительно. [275] Прости меня за то, что хотел тебя погубить; я думал о спасении тебя, как когда исцелил твою слепоту самопожертвованием. Возможно, в третий раз мне ради тебя отрубят голову, как твоему прежнему другу Иоанну, который принес нам Христа в агонии. Ты ненасытна? Ты все еще не видишь способа стать благоразумной?»
274
Эта фигура не указана как змея в «Черной Книге 4».
275
В «Трансформациях и символах либидо» (1912) Юнг комментировал мотив повешения в фольклоре и мифологии.
Сал.: «Возлюбленный мой, что я могу для тебя сделать? Я полностью отреклась от тебя».
Я: «Так почему ты все еще плачешь? Ты знаешь, я не выношу, когда ты в слезах».
Сал, «Я думала, ты неуязвим с тех пор, как завладел черным змеиным жезлом».
Я: «Эффект жезла кажется мне сомнительным. Но в одном отношении он мне помог: по крайней мере, я не задыхаюсь, хотя и был вздернут. Магический род, видимо, помогает мне вынести повешение, определенно отвратительно доброе деяние и помощь. Не хочешь ли ты наконец перерезать веревку?»
Сал.: «Как я могу? Ты висишь слишком высоко. [276] Высоко на макуше древа жизни, до которой мне не добраться. Помоги себе сам, знающий змеиную мудрость».
Я: «Следует ли мне продолжать висеть еще?»
Сал.: «Пока не придумаешь, как себе помочь».
Я: «Так скажи мне по крайней мере, что думаешь о короне, которую птица моей души достала с Небес».
Сал.: «Что ты говоришь? Корона? У тебя есть корона? Счастливчик, на что тебе жаловаться?»
276
В «Черной Книге 4» отсутствует отрывок вплоть до конца диалога и следующий параграф.
Я: «Повешенный король рад был бы поменяться местами с каждым благословенным нищим на проселочной дороге, который не повешен».
Сал. (восторженно): «Корона! У тебя есть корона!»
Я: «Саломея, сжалься надо мной. Что такое с короной?»
Сал. (восторженно): «Корона — ты будешь коронован! Какое счастье для тебя и меня!»
Я: «Увы, зачем тебе корона? Я не могу этого понять и испытываю невыразимые мучения».
Сал. (жестоко): «Виси, пока не поймешь».
Я остаюсь безмолвным, повешенным высоко над землей на раскачивающейся ветви божественного древа, из-за которого прародители не смогли избегнуть греха. Мои руки связаны и я совершенно беспомощен. И вот
Птица: «Мы получим помощь с облаков, стелящихся над твоей головой, раз ничто больше не может нам помочь».
Я: «Ты хочешь получить помощь с небес? Как это возможно?»
П.: «Я отправлюсь и попробую».
Птица взлетела жаворонком, становясь все меньше и меньше, и, наконец, исчезла в плотной серой завесе облаков, покрывавших небо. Я долго провожал ее взглядом, и не различил ничего, кроме бесконечного серого облачного неба надо мной, непроницаемо серого, гармонично серого и неразборчивого. Но надпись на короне — она разборчива. «Любовь никогда не перестает» — значит ли это вечное повешение? Я не зря был подозрительным, когда птица принесла мне корону, корону вечной жизни, корону мученичества — грозные вещи опасно двусмысленны.
Я измотан, измотан не от повешения, но от борьбы с неизмеримым. Загадочная корона лежит далеко внизу под ногами, на земле, поблескивая золотом. Я не парю, нет, я вишу, или даже хуже, я повешен между небом и землей — но не устал от повешения, я могу позволить его себе навечно, но любовь никогда не перестает. Неужели это действительно правда, любовь никогда не перестает? Если это было благословенное послание для них, что это для меня?
«Это полностью зависит от представлений», — неожиданно сказал старый ворон, сидящий на высокой ветви недалеко от меня, в ожидании похоронного пиршества погрузившийся в философствование.
Я: «Почему это полностью зависит от представлений?»
Ворон: «От твоих представлений о любви и других».
Я: «Я знаю, несчастливая старая птица, ты имеешь в виду небесную и земную любовь. [277] Небесная любовь будет совершенно прекрасна, но мы люди и, как раз потому что мы люди, я настроил себя на то, чтобы быть целостным и полноценным человеком».
В.: «Ты идеолог».
Я: «Глупый ворон, пойди прочь!»
Вот, рядом с моим лицом, шевельнулась ветвь, и черная змея обвилась вокруг нее и смотрит слепящим жемчужным мерцанием своих глаз. Не моя ли это змея?
277
Сведенборг описывал небесную любовь как «любовь, использующую средства ради средств, требуемое ради требуемого, что человек исполняет ради Церкви, своей страны, человеческого общества и сограждан», отличая ее от любви к себе и любви к миру («Небеса, его чудеса и ад: из услышанного и увиденного»).
Я: «Сестра, и черный жезл магии, откуда ты пришла? Я думал, что видел, как ты улетала в Небеса птицей, а теперь ты здесь? Ты пришла с помощью?»
Змея: «Я лишь половина себя; я не одна, а двое; я одно и другое. Я здесь лишь как змееобразная, магическая. Но магия здесь бесполезна. Я лениво обвиваюсь вокруг ветви, ожидая дальнейшего развития. Ты можешь использовать меня в жизни, но не в повешении. В худшем случае, я готова провести тебя в Аид. Я знаю туда дорогу».
Черная форма сгущается передо мной из воздуха, Сатана, презрительно смеющийся. Он зовет меня: «Смотри, что выходит из примирения противоположностей! Отрекись, и вмиг опустишься на зеленеющую землю».
Я: «Я не отрекусь, я не дурак. Если сужден такой исход, пусть все так и закончится».
Зм.: «Где твое непостоянство? Пожалуйста, помни об этом важном правиле в искусстве жить».
Я: «Тот факт, что я вишу здесь, достаточно непостоянен. Я жил непостоянно ad nausem [до отвращения]. Чего еще ты хочешь?»
Зм.: «Возможно, непостоянства там, где ему положено быть?»
Я: «Прекрати! Как мне понять, где должное место, а где нет?»
Сатана: «Каждый, выходящий на суверенный путь с противоположностями, отличает левое от правого».