Красная лента

Даже во сне Морган Эймс знала, что спит и что, когда проснется, подушка будет мокрой от слез. Она вскрикнула – Кейт собирался надеть кольцо ей на палец – и проснулась. Сон заканчивался всегда одинаково. Мо протянула руку и взяла с тумбочки часы. Было четыре часа утра. Она вытерла слезы и улыбнулась. Сегодня был тот самый день – день Рождества, когда Кейт наденет ей на палец кольцо, и они назначат день свадьбы. Это великое событие должно было произойти перед рождественской елкой в доме ее родителей. Она и Кейт будут стоять точно так же, как и два года назад, и точно в такой же час. Их роман продолжался.

Мо соскочила с кровати, накинула желтенький

халатик, натянула толстые шерстяные носки. Потом, пританцовывая, влетела в миниатюрную кухню приготовить чай.

Канун Рождества был ее самым любимым временем года. Много лет назад, когда она была еще девочкой, ее родители переносили рождественский ужин и раздачу подарков на канун Рождества, чтобы подольше поспать в рождественское утро. Они с гостями распевали рождественские гимны, а потом пили обжигающий эггног. [1]

Мо поставила чайник. В ожидании чая она приготовила себе тост. Ее руки дрожали, когда она намазывала масло и джем на хлебец. Чайник засвистел. От волнения Мо пролила воду на стол, когда наливала чай в чашку. Через шестнадцать часов она увидит Кейта. Наконец-то! Два года назад он подвел ее к рождественской елке. Он очень волновался, а она – еще больше, ведь Кейт должен был сказать ей об обручальном кольце. Этого ждали все – она сама, ее родители, друзья. Кейт взял ее за руки и сказал:

– Мо, ты должна понять меня. Ты не сделала ничего, чтобы я… В общем, я хочу сказать, что мне нужно время. Я не готов сейчас к браку. Мне кажется, нам обоим нужно приобрести побольше жизненного опыта. У нас хорошая работа, а я только что получил повышение. Я буду работать в офисе. Это дает огромные возможности, но мне придется подолгу задерживаться на работе. Я хочу купить квартиру в городе. Я предлагаю… взять отпуск друг от друга. Думаю, двух лет вполне хватит. Мне будет тридцать, а тебе двадцать девять. Мы станем более зрелыми, более готовыми к этому важному шагу…

Горячий чай обжег ей язык. Она вскрикнула. В тот вечер она тоже вскрикнула. Ей хотелось показать себя искушенной, пресыщенной, уверенной в себе женщиной, сказать: «О'кей, ну конечно, это не важно», – но вместо этого она спросила, что означает его предложение. Значит ли это, что он намерен встречаться с другими женщинами?

Его ответ не успокоил ее, и она тогда зарыдала. Он говорил вещи вроде:

– Все будет хорошо… два года – небольшой срок… возможно, мы не предназначены друг для друга… это нужно проверить… мне тоже будет тяжело… я знаю, что это неожиданно… я не хотел… я собирался позвонить… Вот что я предлагаю. Ровно через два года мы встретимся здесь, под елкой. Договорились, Мо?

Она кивнула с несчастным видом. Тогда он добавил: – Послушай, я должен ехать. Мой босс устраивает вечеринку в своем доме в Принстоне. Нехорошо, если я опоздаю. Рождественские вечеринки – хорошая возможность завести полезные связи. Вот у меня тут для тебя подарок.

И ушел. Она даже не успела сказать, что под елкой лежит куча подарков для него.

Это было самое плохое Рождество в ее жизни. И самый плохой Новый год. Следующие Рождество и Новый год были такими же плохими. Родители смотрели на нее с сожалением, а потом с раздражением. На прошлой неделе они позвали ее и сказали:

– Тебе надо устраивать свою жизнь, Морган. Ты уже потеряла два года. За все это время Кейт ни разу не позвонил тебе и не прислал ни одной открытки.

Но Мо заупрямилась, потому что любила Кейта. Она даже повздорила с родителями. И вот сегодня настал этот день.

Жизнь будет

прекрасна. Родители перестанут сердиться, когда увидят, как она счастлива. Мо взглянула на часы. Пять тридцать. Пора принять душ, одеться и собрать вещи для двухнедельного отпуска. О, жизнь хороша, она все спланировала. Они поедут кататься на лыжах, но сначала она поедет к Кейту в Нью-Йорк, приготовит ему завтрак, и они займутся любовью. Может быть, нежной, ленивой любовью, а если будет настроение, то и страстной, неистовой.

Два года – долгий срок; можно и изменить, но Мо хранила верность любимому все это время. Ее передернуло от мысли, что Кейт спал с другими женщинами. Он любил секс больше, чем она, и Мо чувствовала, что он не был ей верен. Ее мать пользовалась каждым случаем, чтобы напомнить об этом. Родителям Кейт не нравился. Отец любил повторять: «Я знаю такой тип людей – это плохие люди. Не связывай с ним свою жизнь, Мо».

Сегодня должна была начаться ее новая жизнь. Если только… если только Кейт не решил, что быть холостяком лучше, чем женатым. Господи, что ей делать, если это случится? Нет, этого не случится! Она всегда была оптимисткой и сейчас надеялась на лучшее. Этого не случится, потому что когда Кейт увидит ее, он потеряет голову. За два года она сильно изменилась. Сбросила двенадцать фунтов и стала изящной и стройной, потому что занималась на тренажерах и бегала ежедневно после работы по пять миль. В Нью-Йорке ей сделали новую прическу, а стилист подобрал макияж и цвет волос. Мо выглядела теперь ничуть не хуже манекенщиц с Мэдисон-авеню. Она научилась модно одеваться. Сейчас на ней была одежда от Кельвина Кляйна, обувь от Феррагамо и сумочка от Шанель, которую она купила по дешевке на рынке. Во французском чемодане лежали туалеты от Донны Каран.

Мо тоже получила повышение, ей прибавили жалованье. Если дела пойдут хорошо, то к лету она сможет открыть собственную архитектурную контору. Клиенты, с которыми она работала, говорили, что ей следует открыть свой офис. Один даже обещал поддержку, после того как увидел ее чертежи для летнего домика в Кейп-Мей. Ее отец, сам архитектор, предложил ей помощь и даже получил для нее разрешение на открытие собственного дела. Мо могла начать прямо сейчас, если бы захотела. Но хотела ли она? Что подумает Кейт? Чего она действительно хотела, так это выйти замуж и родить ребенка. Она всегда сможет давать консультации и иметь нескольких частных клиентов. Но больше всего ей нужна была семья… Кейт.

Зазвонил телефон. Мо нахмурилась. Никто никогда не звонил ей так рано. Ее сердце затрепетало. Она сняла трубку.

– Морган? – Это была ее мать.

– В чем дело, мама?

– Когда ты выезжаешь, Морган? Мы с папой просили тебя выехать вчера вечером. Ты должна была послушаться нас.

– Зачем? Я же сказала вам, что не могу. И как раз сейчас я собираюсь выходить.

– А ты смотрела в окно?

– Нет, еще темно.

– Подними жалюзи, Морган, и посмотри. Снег идет.

– Что ж такого, снег идет каждый день. Мне ехать всего два часа, в крайнем случае, три. Если будет сильный снегопад… у меня джип. – Она подняла жалюзи и выглянула на улицу. Все было белым-бело.

Мо посмотрела на огни на парковочной площадке. Свет фонарей тонул в предрассветном тумане и кружащемся снеге. – Действительно идет снег, мама.

– А я о чем говорю? Он пошел часов в двенадцать ночи, а сейчас, наверное, сугробы намело выше крыши. Снежная туча, видимо, идет с юга, от тебя. Скорее всего, у вас там снега еще больше. Может быть, ты переждешь, пока метель кончится? Я думаю, рождественское утро ничуть не хуже, чем канун Рождества.

– Не беспокойся обо мне, мама. Я должна быть сегодня вечером дома. Я ждала этого дня целых два года. Пожалуйста, мама, ты же понимаешь!