Красная линия метро
Шрифт:
Но все испортил ее приятель. Как догадался он позднее, хитрая рыжая бестия из дамской уборной позвонила своему молодому человеку. Тот же, видимо, давно ожидая звонка и находясь где-то неподалеку, очень быстро явился в кафе.
Увидев перед собой крепкого, явно подкаченного в тренажерном зале молодого человека со злым взглядом, лезть на рожон Колкин не стал. Это было просто глупо. Конфликт обязательно привлек бы к себе ненужное внимание, а в свете того, что он задумал сделать с Галиной, это, несомненно, смешало бы все карты. К тому же в кафе наверняка имелись камеры видеонаблюдения.
Хитрый преступник решил не торопиться и поступить
— Ребята, а давайте я вас сфоткаю! У меня в камере столько пикселей, что не у каждого фотоаппарата такое найдется. Точно говорю, улетное фото получится. А я вам его потом по «электронке» на «мыло» сброшу. А Галя в ответ пришлет мне фотки с концерта.
— Отличная идея! — согласилась девушка, — Только, Саш, учти, на концерте ты исключительно меня и сцену щелкал. Тебя на фотографиях не будет. Что, все равно присылать?
От принятого наркотического препарата, да еще «упавшего» на употребленный ранее коньяк, ее заметно развезло. Весь мир теперь казался Гале ярким, интересным и волнительным.
— Да, без проблем, хоть «КиШ» на память останется, — беззаботно согласился долговязый а-ля альбинос, уже нацеливая объектив на влюбленную парочку.
После того как он отщелкал их на свой телефон — а это был не просто телефон, а один из первых, появившихся недавно в продаже смартфонов, Nokia 7710, — Колкин записал в телефонную книжку электронную почту Галины, номер сотового и… естественно, номер телефона ее бойфренда.
То, что отступать от задуманного он не намеривался ни на йоту, Колкин был уверен, как никогда. А то, что ее дружок «конкретно попал», ему даже нравилось.
На ходу он стал придумывать очередной хитрый план. Решение нашлось очень быстро. Для идеального исполнения, а заодно и для подстраховки на случай, если после исчезновения Галчонка его станут искать, он решил подружиться с ее приятелем. Собственно, его он и задумал пустить в расход первым.
Парня звали Евгений. Он учился на третьем курсе филологического факультета МГУ. Как теперь уже знал Александр, Галина училась там же, только была первокурсницей.
Попрощавшись с влюбленными филологами, Колкин отправился домой. Настроение было испорчено, к тому же на концерте проскочил уже второй за эту неделю тревожный симптом его странной болезни. А это, как он знал наверняка, было стопроцентным предвестником надвигающейся депрессии.
Внезапно посреди безудержного веселья он ощутил ничем необъяснимую тревогу. Помимо его воли в голове засвербела мысль, что вот-вот должно произойти нечто ужасное. Из личного опыта он знал, что означает появление этого нехорошего предчувствия.
Первым же симптомом надвигающегося обострения стало нарушение сна. Всю последнюю неделю Колкин спал мало и урывками: вначале было сложно уснуть, а затем, провалившись в поверхностный сон, его всю ночь мучили кошмары.
«Похоже, белая полоса заканчивается и начинается черная, — угрюмо резюмировал маньяк. — Как же все-таки не вовремя выискался этот Женя… Ладно, поживем — увидим, что из этого получится. Бык, он ведь тоже, жил — не тужил, пока поперек моих дел не встрял…»
Глава 11
Однако
Когда Колкин обнаружил подвох, он был вне себя от ярости. В приступе неконтролируемой агрессии он схватил со стола бутылку с пивом и в сердцах разбил ее вдребезги о кафельную стену на кухне. Но сделал это настолько импульсивно и неловко, что в результате травмировал сам себя. Отскочив от стены рикошетом, один из осколков глубоко поранил ему руку, повредив вены на тыле кисти.
Брызнувшая кровь за секунду обагрила стоящий неподалеку холодильник. Однако грозди красной рябины на белой глянцевой поверхности дверцы не только не утихомирила беснующегося мужчину, наоборот, они вызвали в нем еще больший всплеск гнева и агрессии. Словно обезумев, разбушевавшийся психопат достал из кухонного ящика разделочный топорик и разнес им в щепки дверцу подвесного шкафчика. И только после этого, с ног до головы перепачканный собственной кровью и ревя как дикий зверь, он отправился в ванную комнату.
Не придумав ничего лучше, Александр подставил руку под струю холодной воды. Он подержал ее так с пару минут, после чего туго замотал кисть вафельным полотенцем.
Оказав себе первую помощь, Колкин немного успокоился, однако сразу же ощутил, как силы покидают его. Нет, это были не столько физические силы — от потери энного количество крови молодой мужчина ничуть не страдал — скорее он ощутил, словно кто-то невидимый открыл краник резервуара его моральных сил.
Так уж повелось, что когда он находился на «пике волны», то мог сутками пребывать без сна и отлично себя чувствовать. Но вот стоило внутреннему рычагу настроения «перещелкнуть» в обратную сторону, как сразу же начинались проблемы по всем фронтам. Неконтролируемые приступы агрессии сменялись внутренним угнетением, одна за другой накатывали навязчивые мысли о смерти, а порой становилось до того тоскливо и угрюмо, что сама жизнь начинала казаться ему чем-то нереальным и требующего незамедлительного и кардинального решения. Вот тогда его начинали посещать мысли о самоубийстве.
Именно последнее событие и стало ключевым. Каким бы оно не казалось незначительным для любого среднестатистического человека, для него, находящегося за «пиком волны», это стало роковым щелчком, развернувшим стрелку барометра его настроения в обратную сторону.
Результат оказался предсказуемым: Колкин так и не смог взять себя в руки. И в канун Нового года, находясь уже в безвыходной ситуации, он вновь оказался в специализированном психиатрическом стационаре.
Лежа на больничной койке, он пугающей простотой понял основную мысль происходящего с ним в последнее время. Александр понял, что начинает повторять путь матери. Только, в отличие от нее, он все еще боролся: ведь у него была цель. Пусть и не абы какая, вроде той, что грела ее душу: дорастить сына до совершеннолетия, а там будь, что будет. Нет, у него был четкий и конкретный план действий, и этот план касался исключительно лишь его одного. Он должен был — нет, не правильно! — он был обязан как можно дольше получать от жизни… удовольствие.