Красная пелена
Шрифт:
Неподалеку от вокзала я заметил молодого североафриканца. Он стоял, опустив на землю большой дешевый чемодан. Я приблизился к нему, вежливо поздоровался, и он ответил на мое приветствие.
– Вы, случайно, не знаете, где это? – спросил я, протягивая ему бумажку с адресом.
Он объяснил мне, что указанная улица находится на городской окраине, и посоветовал сесть на трамвай, даже показал, где ближайшая остановка. А потом вдруг спросил:
– Ты сам-то откуда? Работа не нужна?
– Я приехал из Франции, скорее всего, на пару-тройку месяцев. А работа мне и в самом деле нужна.
Тогда он сказал мне,
– Спросишь месье Баба-Султана, скажешь, что ты от меня. Он распределяет работу.
Я спросил, а что за работа.
– Мойщиком посуды, или официантом, или каменщиком, или чернорабочим, или на заводе что-нибудь делать…
– А месье Баба-Султан – хороший хозяин? – снова спросил я.
Он улыбнулся:
– Он не хозяин. Он просто ищет свободные места на местных предприятиях и устраивает на них желающих. За это мы отдаем ему двадцать процентов от получки.
– Да он же просто работорговец! – возмутился я.
Моему собеседнику эта характеристика не понравилась.
– Никогда не произноси вслух это слово! – сурово сказал он. – Или не смей говорить, что пришел от меня!
– Не волнуйся, – успокоил я его. – Ничего такого я там не скажу.
Шагая к трамвайной остановке, я твердил про себя: «Ну и трус! Почему на свете так много трусов и так мало храбрых людей?»
Я сел в трамвай. Приятный сюрприз – кондуктором оказалась женщина. Я протянул ей горсть французских монет, она усмехнулась и отрицательно покачала головой. Мы обменялись долгим взглядом, после чего она сделала мне знак пройти в вагон. По-голландски я не знал ни слова, по-французски изъяснялся с пятого на десятое, зато глаза у меня были зоркие. Благодаря своей наблюдательности я много раз выпутывался из самых сложных положений. Сейчас я имел все основания быть довольным собой. Мне хватило всего одного взгляда, чтобы человек понял меня и встал на мою сторону. Меня вдруг пронзила одна простая мысль. Все те, кого мы называем иностранцами, кто приехал в нашу страну издалека, – в сущности, такие же люди, как и мы, вместе с нами владеющие универсальным языком человечества – языком чувств. Лично мне овладение этим языком давалось легко – я всегда умел ладить с другими людьми, особенно с женщинами. Вот и сейчас наш обмен взглядами с женщиной-кондуктором длился всего несколько коротких секунд, но он наполнил меня ощущением блаженства.
Вскоре я уже стучал в дверь месье Си Мохамеда Блини – брата Аиши. Он жил в рабочем общежитии, в одной из комнатушек, больше похожих на кроличьи клетки. В его собственной было не протиснуться от громоздившихся здесь картонных коробок с одеждой и обувью. Запах в помещении стоял отвратительный – воняло подгоревшей пищей и нестираным бельем… Мне хотелось бежать отсюда со всех ног. К несчастью, выбора у меня не было. Я протянул месье Блини письмо от сестры. Судя по его реакции, мое появление не вызвало в нем восторга. Письмо он читал стоя. Дочитал до конца и фальшиво отеческим тоном произнес:
– Если хочешь здесь зацепиться, учти: тебе придется много работать и слушаться старших.
– Я не боюсь работы, – ответил я. – И характер у меня спокойный, можете не волноваться.
– У тебя есть деньги?
– Есть немного. При себе – совсем чуть-чуть. Остальное – в Лилле, в банке. Как
Это было откровенное вранье. Но я уже раскусил этого типа. Его интересовали только деньги. Он начал рассказывать, как ему удалось преуспеть там, где другие провалились, – старался произвести на меня впечатление. Не дождавшись восхищенных восклицаний, он смутился, и в глазах у него вспыхнул огонек беспокойства.
Да он просто дурак, понял я. Почему бы мне не воспользоваться его глупостью? И я попросил его помочь мне получить комнату в этом общежитии, пообещав, что он получит письменное подтверждение от моего дяди. К тому же я заплачу ему за хлопоты триста франков… Выражение его лица мгновенно изменилось. Он спросил, не желаю ли я выпить чаю, и предложил садиться на стоящую возле стены картонную коробку.
– Ну, мальчик, что же ты умеешь делать? – поинтересовался он, заваривая чай.
– Немного разбираюсь в электричестве и в механике, – ответил я. – Еще играю в футбол и пишу стихи.
– Ты умеешь писать! – восхитился он. – Это прекрасно! Я вот, к сожалению, мало учился – читать и писать умею, но плохо. Когда беру в руки книгу, только огорчаюсь. Чувствую себя каким-то мертвецом. У нас в Марокко в школу ходят только дети богачей. А мы, бедняки, должны с детства работать. Да-да, с восьми-девяти лет. Вот она, несправедливость. Мне иногда кажется, что я – слепец, блуждающий во тьме. Мальчик мой, не мог бы ты оказать мне одну услугу? Вечером я хочу пригласить тебя на ужин, а потом попрошу написать письма моим родным в Марокко и сестре.
– Ну конечно, Си Мохамед, с удовольствием, – ответил я.
Затем он поинтересовался, ел ли я сегодня, и я признался, что нет.
Он порылся в одной из коробок, извлек на свет кусок хлеба и квадратик масла и протянул мне со словами:
– Вот, возьми, это тебя подкрепит. Ничего другого пока предложить не могу, но вечером угощу получше.
Он смотрел, как я с жадностью ем хлеб, и мне почудилось, что в его глазах мелькнуло нечто вроде сочувствия. Может, он не так глуп, как я решил поначалу? Мне стало чуть легче, и я спросил, чем он занимается.
– Весной, летом и осенью нанимаюсь на стройку разнорабочим. Зимой устраиваюсь на завод. На стройке работать интересней – можно многому научиться, но мне больше нравится на заводе. Условия лучше, да и свар между рабочими не бывает. Не то что на стройке… Знаешь, появится там какой-нибудь говнюк и начинает корчить из себя крутого. Еще и денег требует. Особенно опасайся турок – хуже них никого нет. Ох, мальчик мой, ты еще совсем молодой, ты только что приехал. Не знаешь здешних порядков. Ты запомни главное: сиди тихо, не высовывайся, трудись на совесть. Не связывайся с местными пьянчугами. Остерегайся шлюх – они только и думают, как обобрать рабочего парня.
Я согласно кивнул головой:
– Не волнуйся, Си Мохамед, я не пью и не курю. Что меня интересует, так это возможность читать и заниматься спортом. Я не собираюсь ни с кем сближаться. Мне, если честно, компания не нужна, особенно дурная. Мне и с самим собой хорошо.
– Вроде как мозги у тебя на месте, – подвел итог нашему разговору Си Мохамед. – Это хорошо.
После чего предложил отправиться к коменданту общежития и договориться насчет комнаты.