Красная ракета
Шрифт:
Нужно держаться до последнего. А где она, эта грань последнего? Мрак забытья может прийти в любую секунду.
Покора окунул лицо в болотную жижу, до боли закусил губу, прогоняя вновь охвативший его озноб.
Проклятый туман. В нем, как в вате, глохнет все: и звуки, и свет, и сознание. Роман закрепил автомат между сучьями полусгнившего дерева, достал ракетницу, сунул ее за пазуху. Ему хотелось перевязать раненую руку, но в десяти шагах стояли двое с цепкими, внимательными глазами волков. Им нельзя показывать, что ты ранен серьезно, что потерял много крови. Пусть они считают его рану царапиной.
Покора не надеялся, что его выстрелы услышат соседние посты – в этом проклятом моросящем тумане звуки глохли сразу, едва родившись, – но изредка стрелял в воздух, подняв автомат над головой.
Каждый выстрел стряхивал с него жестокую дремоту забытья и отбирал у нарушителей надежду.
Стало совсем темно, но и туман, освободившись от влаги, поредел, сник, припал к воде. Небо смутно вызвездилось, и тогда Роман осторожно достал из-за пазухи ракетницу. Он встал и поднял ее над головой во всю длину руки. Глухо хлопнул выстрел, и все вокруг озарилось багровым высоким светом. Ракета прочертила красную дугу7 и растворилась в темном небе.
Ефрейтор одной рукой зарядил ракетницу, и снова над топью глухо хлопнуло, и розоватый отблеск метнулся по черной воде, выхватив на мгновение застывших с поднятыми руками нарушителей, кочки, похожие в полутьме на большие пни, и дальний, открывшийся теперь лесок – цель его пути.
Роман тяжело лег в болотную жижу, навалившись грудью на полу затонувшее дерево, чувствуя, как бухает от пережитого напряжения сердце и вязкий, слепящий туман заволакивает сознание.
«Сейчас они сделают последнюю попытку уйти», – мелькнула мысль.
Эта мысль уплывала, растворялась, постепенно превращалась в сон. Она больше не мешала ему. Сознание застилал светлый туман дремоты. Сквозь него пробивался чей-то голос – веселый хрипловатый баритон. «Граница любит умных, пограничник Покора, а вы по собственному следу нарушителя преследуете».
Этот голос, возникший и пришедший из далекого далека первого месяца службы, высветил сознание, заставил отступить слабость. Роман скорее почувствовал, чем увидел: неясный, расплывчатый свет коснулся воды, легкий блик пробежал по ее черной маслянистой поверхности и погас.
Покора догадался: полусвет этот рожден ответной ракетой. И прежде чем потерять сознание, Роман последним усилием нажал на спусковой крючок, короткой очередью предупреждая нарушителей, что он жив и видит, как, подхлестнутые ответным сигналом, двинулись они к нему, низко согнувшись, почти распластавшись над топью.
Пули стеганули воду перед узколицым Гуго. Он словно споткнулся о невидимую преграду и рухнул лицом вниз, так и не успев сообразить, какая бешеная сила ударила его в переносицу, отбирая последнюю надежду на прорыв.
Прошумели осенние дожди. Покрылись инеем травы и мох на скалах. Ефрейтор Роман Покора возвращался из госпиталя на родную заставу старой грейдерной дорогой, привычно приглядываясь к следам на обочине, вслушиваясь в строгую тишину леса.
Будут на заставе обед в его честь, крепкие объятия товарищей.
Все это еще предстоит ему пережить и перечувствовать, но настоящая встреча – это сейчас, на пограничной тропе, которая ведет его к невысокому столбу с тусклым от дождей и ветров Гербом Советского Союза.