Красная статуэтка
Шрифт:
Ему снилась она. Это был страшный сон: один из тех ужасов, в которых пытаешься найти дверь, ведущую в реальность, что кажется попросту невозможным. Такие кошмары Свитовский переносил трудно, но был рад им как вновь обретённому смыслу жизни. Он был похож на наркомана, принимающего новые,
Людей в вагоне стало вдвое меньше. Было странно, что в разгар летнего сезона так мало народу едет на природу, на дачи и в сады. Пейзаж за окном радовал отсутствием пыльных домов и машин. На десятки или даже больше километров вокруг железной дороги расстилались поля и редкие клочки лесов. Пугающие своим масштабом площади необъятной родины скучали в тишине, изредка нарушаемой размеренным стуком колёс электрички.
Свитовский понемногу отошёл от состояния полудрёмы, но энергии в теле почему-то не прибавилось. Наступило состояние бессилия, почти паралича. Вдруг вспомнил он про предусмотрительно захваченную книгу. Борис достал из портфеля роман: на обложке красовалось ярко-красная надпись "Мой любимый sputnik". Ехать до нужной станции оставалось около 3 часов, поэтому чтение оказалось лучшим вариантом убить оставшееся время.
В книге – любовный треугольник и мистика. Услышав об этом заранее, Свитовский даже в руки не стал бы брать такое писательское чудо. Однако Мураками попал в нужную болевую точку: японская история сильно задевала нутро. Текст был пропитан дикой отчуждённостью и, будто бы, одиночеством всего мироздания. По крайней мере так казалось Борису. Вообще человек обречён на то, чтобы всё проецировать на свою собственную жизнь: по такому принципу работают приметы, суеверия и вся остальная чушь. Другого пути просто нет. Свитовский невольно начал сравнивать замкнутость действительного и книжного миров. Атмосфера книги перекочевала в его мысли. " Писатель сам выставляет границы выдуманного мира. На бумаге он может играть и временем, и пространством как захочет. Может даже это вовсе единственный способ одолеть силу времени. Да с чего вдруг мне это нужно? Ох стишок бы про это. Смешно…" – размышлял он и вспомнил свои неказистые стихи. Свитовский считал, что его творчество ничего не стоит, назови Белым стихом, синквейном или верлибром – строки все равно останутся убогими. Раньше он много писал. Потом ненавидел себя будто бы за то, что раскрыл секрет, выразив чувства на бумаге. Потом опять писал. Но последующее чувство безразличия полностью заглушило в нем все внутренние конфликты и творческие порывы.
Свитовский продолжил читать. Ему хотелось запрыгнуть в другой мир и обнять Сумирэ, Поболтать с ней за вечерним кофе сигаретой. "Она бы точно поняла, – думал Борис, – хорошая… Даже не потому, что девушка. Просто как человек…" Это Ваши размышления о Мураками?
Пока Борис читал, электричка медленно, но верно приближалась к цели. И вот вагоны уже медленно остановились на станции. Вместе со Свитовским вышло ещё несколько человек.
Солнце пекло уже в полную силу. Было достаточно жарко, но лёгкий ветер благо спасал от духоты. Вокзал, который лишь с натяжкой можно было назвать таковым, выглядел бедно и был похож на большой сарай. Борис быстро прошёл через него и оказался прямо у автобусной остановки. Вышедшие с вокзала люди разошлись в разные стороны, осталась только одна женщина преклонного возраста, также ожидающая автобуса.На остановке висел ржавый щит с расписанием маршрутов. Краска на нем была изрядно потёрта временем, из-за чего Свитовский с большим трудом смог разобрать нужный ему 410-й номер. Время прибытия написано не было. "Ясно, – с досадой заключил Борис, – может хоть эта женщина знает, как здесь все устроено."
Конец ознакомительного фрагмента.