Красная страна

Аберкромби Джо

Пока капитаны расходились, глаза Коски подозрительно сузились, а улыбка медленно сползла с лица.

– Не доверяю я этим ублюдкам, даже погадить рядом не присел бы.

– И я, – сказал Балагур.

– И я, – согласился Темпл, хотя человек, которому он доверился бы в последнюю очередь, стоял сейчас рядом с ним.

– Нужно, чтобы вы двое занялись сокровищами. Каждая медная монетка должна быть учтена, посчитана и отправлена на хранение.

– Подсчитана? – оживился Балагур.

– Совершенно верно, мой старинный друг. Проследи также, чтобы в фургоне был запас еды, питьевая вода, и упряжные лошади чтобы

стояли наготове. Если дела здесь пойдут… наперекосяк, нам потребуется быстрое отступление.

– Восемь лошадей, – сказал сержант. – Это – четыре пары.

– А теперь помоги мне. Я должен обратиться к нашим парням.

С огромным количеством гримас, с недовольным ворчанием Старику удалось взобраться сперва на козлы, а после и на крышу фургона, где он замер, опершись локтями о перила и свесив руки. Те из наемников, кто заметил его, радостно приветствовали командира. Оружие, куски еды и бутылки полетели в небо. Уставшие от тяжести наемники попросту сбросили свежекоронованную королеву Союза в снег и сорвали с нее позаимствованные драгоценности.

– Коска! Коска! Коска! – орали они.

Капитан-генерал снял шляпу, пригладил реденькие волосы вокруг головы и широко раскинул руки, принимая лесть. Кто-то выхватил у оборванца скрипку и вдребезги разбил ее, призывая к тишине, и подтвердил свою правоту тычком кулака в зубы музыканта.

– Мои глубокоуважаемые соратники! – проревел Коска. Возможно, неумолимое время и жестоко обошлось с некоторыми из его качеств, но на луженую глотку нисколько не повлияло. – Мы победили! – Радостные вопли взметнулись с новой силой. Кто-то подбросил в воздух деньги, что привело к безобразной потасовке. – Нынче ночью мы гуляем! Этой ночью мы пьем, пируем и поем, как и подобает победителям, достойным славы далеких предков!

Снова восхваления, братские объятия, и шлепанье по спинам. Темпл подумал: а стали бы далекие предки праздновать гибель нескольких дюжин стариков, сброшенных со скалы? Вполне возможно, что стали бы. Герои, они такие герои…

Коска вновь поднял руку с распухшими суставами, требуя тишины, чего в конечном счете и добился, если не считать чмокающих звуков какой-то парочки, начавших праздновать раньше прочих.

– Но перед кутежом, к моему глубокому сожалению, я настаиваю на тщательном учете. – Толпа насторожилась. – Каждый сдаст добычу… – Сердитые возгласы. – Всю добычу! – Крики стали еще громче и злее. – Никаких проглоченных бриллиантов и монет в заднице! Никто не хочет доводить до обыска там! – Отдельные возмущенные возгласы. – Наша грандиозная добыча должна быть соответствующим образом подсчитана, переписана и храниться под надежным замком в этом самом фургоне, а потом, когда мы достигнем цивилизации, она будет выдана на руки!

Настроение толпы балансировало на грани открытого бунта. Темпл заметил нескольких людей Джубаира, осторожно протискивающихся через скопление соратников.

– Мы начнем работу завтра утром! – ревел Коска. – Но сегодня вечером каждый получит по сто марок в качестве поощрения, чтобы потратить как посчитает нужным! – Толпа повеселела. – Давайте не будем омрачать нашу победу прискорбными разногласиями! Оставайтесь дружными, и мы покинем эту отсталую землю богатыми сверх самых жадных мечтаний! Повернем оружие друг против друга, и нашей наградой станут потери, позор и смерть в диких пустошах. – Коска ударил

кулаком по нагруднику. – Как и всегда, меня заботит лишь безопасность нашего благородного сообщества! Чем скорее вы сдадите добычу, тем раньше начнется веселье!

– А как насчет бунтовщиков? – раздался пронзительный голос.

Инквизитор Лорсен прокладывал путь сквозь толпу прямиком к фургону, и один лишь взгляд на его постную физиономию давал понять – веселье откладывается.

– Где бунтовщики, Коска?

– Бунтовщики? Ах да… Удивительное дело. Мы обшарили Ашранк сверху донизу. Я могу использовать слово «обшарили», а, Темпл?

– Вполне, – кивнул стряпчий. Они разбили любую вещь, куда можно было спрятать монету, не говоря уже о мятежниках.

– И ни малейших следов? – проворчал Лорсен.

– Нас обманули! – Коска в расстроенных чувствах стукнул кулаком по парапету. Дьявольски обидно, но мятежники – скользкая братия. Союз между ними и Народом Дракона оказался уловкой.

– Их уловкой или вашей?

– Инквизитор, вы меня обижаете! Я столь же разочарован, как и вы…

– А я так не думаю! – воскликнул Лорсен. – В конце концов, вы набили свои карманы.

– Но это же наемники, – развел руками Коска.

Среди людей из Роты послышались смешки. Но их работодатель не был расположен поддерживать шутку.

– Вы сделали из меня пособника грабежа! Убийства! Резни!

– Разве я приставил вам к горлу кинжал? Наставник Пайк, насколько я помню, хотел террора…

– Но с целью! А вы устроили бессмысленную резню.

– А что, осмысленная резня была бы лучше? – Коска хихикнул, но экзекуторы инквизитора Лорсена в черных масках, рассредоточившиеся в сумерках, не отличались повышенным чувством юмора.

Инквизитор дождался тишины.

– Вы вообще верите хоть во что-то?

– Нет, если позволено будет признаться. Нет особого смысла гордиться просто верой, инквизитор. Слепая вера – признак дикаря.

– Вы поистине отвратительны, – покачал головой Лорсен.

– Я был бы последним, кто возразил бы, но вы не в состоянии понять, что вы еще хуже. Больше всего зла творит тот человек, который уверен в своей непреклонной правоте. Чем выше цель, тем она ужаснее. Я с легкостью признаю: я – злодей. Именно поэтому вы и наняли меня. Но я не лицемер. – Коска широко взмахнул рукой, указывая на остатки Роты, притихшие, чтобы не пропустить ни одного слова из их спора. – У меня есть рты, которые нужно кормить. А вы можете отправляться домой. Если же вам так приспичило творить добро, займитесь чем-нибудь, чем можно гордиться. Пекарню откройте, что ли… Каждое утро предлагать людям свежий хлеб – занятие благородное.

– А ведь в самом деле в вас нет ничего, что отделяет человека от зверя, – тонкие губы инквизитора Лорсена скривились. – У вас нет совести. Отсутствует мораль как таковая. Все ваши цели подчинены исключительно себялюбию.

– Это вполне возможно, – лицо Коски отвердело, когда он подался вперед. – После того как перенесешь столько разочарований, столкнешься со столькими предательствами, начинаешь понимать – все цели могут быть подчинены только себялюбию. И все люди – звери, инквизитор. Совесть – бремя, которое мы влачим. Мораль – ложь, которую мы придумываем сами для себя, чтобы облегчить тяжесть бремени. Много раз в жизни я мечтал, чтобы это было не так. Но это так.