Красная земля, Черная земля. Древний Египет: легенды и факты
Шрифт:
Однако сама биография Фрэнкфорта должна была подготовить нас к такому списку. Хотя профессор начал изучение археологии с участия в раскопках в Египте и в других странах Ближнего Востока и проделал исключительную работу по их упорядочению, его интересы довольно скоро расширились. Он стал писать об искусстве и религии – при этом постоянно подчеркивал необходимость для каждого египтолога консультаций авторитетов по вопросам, не относящимся к его узкой области знаний.
Со временем египтологией начали заниматься профессиональные ученые, посвятившие этой науке все свое время. Это может показаться странным, но египтология настолько сложна, что ни один из ныне здравствующих египтологов не может считать себя универсальным специалистом. Постоянно появляются новые открытия, публикуются новые теории; сам египетский
На этом примере легко понять, как тщательно египтологи избегают суждений в чужой области исследования, таких, как антропология или классическая археология. Тем не менее все египтологи сходятся на том, что общие выводы можно делать только на основе сведений из разных областей. Ни одно из направлений не существует изолированно от других, и чем шире поле исследований ученого, тем легче ему судить о каждом конкретном случае. Попыткой решить проблему «специализация – обобщение» служат научные симпозиумы и конференции, на которых встречаются историки и ученые иных специальностей, чтобы, сидя за общим столом и потягивая минеральную воду, потолковать друг с другом. Однако, несмотря на то что в этих конференциях часто участвуют блистательные ученые, я не знаю случая, чтобы какая-нибудь из них действительно синтезировала различные идеи. Даже на симпозиумах ученые мужи предпочитают пользоваться специфическими терминами из своей области (вполне для них привычной), а другие ученые мужи, слушая их, ищут в предлагаемой теории несовпадение с фактами, а не возможность ее чем-то подкрепить. Возможно, верные теории могут появиться только в голове у человека, являющегося специалистом одновременно в нескольких областях.
Если Генри Фрэнкфорт и не был таким человеком, то многие студенты считали его именно таким. Он осознавал необходимость широкого подхода – так же, как и многие другие ученые, но, в отличие от других, он отважился на многое в этом направлении. Его преждевременная смерть лишила египтологию выдающегося таланта, отсутствие которого весьма ощутимо.
Я завела речь о профессоре Фрэнкфорте для того, чтобы отдать – хотя бы в столь скромной форме – дань этому большому ученому, а также чтобы подготовить читателя к восприятию моего собственного взгляда на египетское искусство. Любая дискуссия на тему искусства, разумеется, не может быть объективной – если только не ограничиваться самыми общими характеристиками; к тому же любой, кто учился у выдающегося педагога, навсегда остается под воздействием его идей. Фрэнкфорт оказал на меня большее влияние, чем любой другой археолог, с которыми я вместе училась, – за исключением одного. Поскольку последний еще, к счастью, весьма активно работает в своей области, его скромность не дает мне возможности упомянуть здесь его имя.
Однако еще одно имя определенно должно быть названо – имя Генриха Шефера. Его книга «Египетское искусство» – одна из самых важных работ – может быть, самая важная – для любого, кто стремится изучить этот предмет. Ранние издания книги были напечатаны старым готическим шрифтом, что, наряду со строго научным стилем Шефера, делало постижение его теорий весьма трудоемким интеллектуальным упражнением. Однако недавно появилось новое издание, напечатанное обычным шрифтом, – жаль, что этот выдающийся труд до сих пор не переведен [10] .
10
Б. Мертц имеет в виду перевод на английский язык; ее книга «Красное знамя, черная земля» была впервые издана в 1967 г. (Примеч. ред.)
Фрэнкфорт признает, что очень многим обязан Шеферу, но по основным вопросам они придерживаются разных точек зрения. Шефер считает, что для понимания египетского искусства необходимо глубоко погрузиться в культуру Египта, постичь духовную жизнь египтян и их этические представления. Формы искусства невозможно понять без изучения его содержания. Подобного взгляда придерживаются многие историки и критики искусств, не говоря уж о критиках в литературе и музыке. Появился так называемый биографический метод, согласно которому работы художника не могут быть правильно поняты без знания его жизни. Однако критики этого метода возразили, что мотивы художника, его детские впечатления, уровень его культуры мало отражаются в его произведениях. Форма его творчества самодовлеюща.
Огороженный стенами сад с бассейном:
а – современный рисунок с использованием перспективы; б – египетская версия
Фрэнкфорт считал, что изучение жизни художника имеет смысл – принятые в его время художественные формы должно исследовать в первую очередь. Вместе с тем он отметил одну трудность – форму и содержание легко разделить в теории, но трудно в реальной практике. В этом с ним невозможно не согласиться.
Посмотрите на приведенный выше рисунок, который показывает принятый в Египте способ изображения обнесенных стенами сада и бассейна. Выше собственно египетского рисунка расположено изображение того же объекта с используемой в наши дни перспективой. Сравнение двух изображений может лучше, чем любые пояснения, показать читателю, чем египетский стиль изображения отличается от нашего. Египетский рисунок не фиксирует то, что мы видим, хотя в определенном смысле он передает элементы реальности. Здесь есть все части сада: бассейн, дерево, дверь в стене и утка в бассейне.
В перспективном рисунке не все из этого видно, тогда как в египетской версии наличествует аккуратное и полное представление всех объектов.
Одна из главных особенностей египетского искусства «двух измерений» – отсутствие перспективы. Для изображения человеческой фигуры, однако, египтяне использовали хитрую уловку. В чем она заключалась? Предположим, вы хотите нарисовать человеческую фигуру, и у вас, как и у меня, нет в этом особых навыков. Рисуя лицо анфас, вы вряд ли сможете изобразить на месте носа что-то лучшее, чем нечто, скорее похожее на ноль или вытянутую каплю. С ногами еще хуже – они будут выглядеть как деревянные столбики. Поэтому вам лучше нарисовать человека в профиль. По крайней мере, нос будет выглядеть как настоящий нос, а ноги приобретут некоторое сходство с человеческими ногами. Но как поступить с плечами?
Здесь египтяне пошли на хитрость – они совместили два ракурса: вид спереди и вид сбоку. Голову рисовали в профиль, глаз спереди, плечи спереди, ноги в профиль. Между ногами и плечами шел плавный переход. Изображение сада тоже совмещает два ракурса, но не столь искусно. Можно назвать его соединением вида спереди и вида сверху.
Мы можем несколько свысока рассуждать о египетских рисунках – ведь наша культура давно освоила изображение в перспективе. Однако Шефер – одним из первых – заметил, что перспектива для древних культур – явление довольно редкое. Она была открыта только однажды – в Греции в V веке до н. э.; только те культуры, что находились в контакте – прямо или косвенно – с греческим искусством, освоили искусство перспективы. Таково мнение Шефера; я просто повторяю это мнение, не имея возможности проверить его слова. Но главный его довод верен – изображение в перспективе действительно нехарактерно для тех частей мира, у которых не было связей с Древней Грецией.
Не использовали перспективу и в «двумерном» искусстве древних культур Ближнего Востока. Это не означает, что в древности никто не замечал сам эффект перспективы. Глаза людей во все времена были устроены одинаково, и задолго до греков любой прекрасно видел, что более удаленные предметы выглядят меньшими по размерам, чем близкие. Почему же так не рисовали?
Не потому ли, что без перспективы рисовать было легче? Я считаю, что намного легче; для меня сделать рисунок в египетском стиле много проще, чем скопировать Дюрера или Леонардо да Винчи. Но конечно, такого ответа недостаточно для цивилизации, которая воздвигла пирамиды без механизмов и железных орудий труда.