Красницкий Сотник ч.1-2
Шрифт:
– Да, так и сказал.
– С пленником беспомощным?
– С князем. Пленный, не пленный, ты – князь. Я же сказал: мне с тобой не равняться, что бы там ни было. Тебе повелевать свыше дано, от рождения!
– Так что ж ты грубишь предерзостно?
– Пока ты ведешь себя, как простец… Я сказал «пока»! – отреагировал Михаил на еще не высказанное возмущение. – Для простеца это не грубость. Я бы и потерпел, но мне князь нужен, да и тебе тоже.
– Для чего?
– Дабы разорвать круг несчастий, тебя объявший. Отыскать первооснову, источник их, и ударить именно
«Ой, блин, слышала бы эту пургу Нинея! Умилилась бы до слез старуха».
– Да что я тебе говорю? Ты ж лучше меня это все видишь!
– Ну… Гм, допустим. – Всеволод, похоже, принял все сказанное всерьез. – И что?
– Семью твою выручим… по дороге-то, чай твои люди тебе поведали, как мы такие дела делать способны? Ну, так вот: выручим, а дальше-то что? Что после этого будет? По-моему подумать не грех.
– А ты, значит, и грядущее прозревать способен? – князь упорно продолжал придерживаться саркастического тона. – И что ж тебе открылось?
– Ничего пока не открылось, ибо будущее вершится нашими нынешними деяниями. Жду твоего поступка – княжеского, а не простецкого.
– Ждешь? Или подталкиваешь? Я слепец по-твоему? Не вижу ничего? А не задумывался о том, что бывает с теми, кто князьями играть пытается?
«Стоп, сэр Майкл! Чего это он?.. А-а! Блефует князюшка – решил собеседника на вшивость проверить. Ну-ну…»
– Играть, говоришь? Ну что ж, если это тебе игрой представляется, изволь. Вот мой заклад: тебя везу полоняником в Туров, семья твоя остается у татей, Городно, оставшееся, почитай, без воинов, ждет своей судьбы. Мономашичи терпят ущерб своему достоянию и ущемление гордости. Что в ответ ставишь?
На секунду Михаилу показалось, что Всеволод, подобно Вайнеровскому Горбатому, выкрикнет: «Черт с вами, мусора, банкуйте!», однако князь смолчал. Снова закрыл глаза и о чем-то задумался. Михаил тоже молчал, дожидаясь, пока Всеволод заговорит первым.
– Что ж, выкуп, значит, не только за меня, но и за семью мою получить желаешь? – спросил, наконец князь надменно-презрительным тоном. – Получишь. Называй цену.
«Опять за штамп спрятался – не может вести себя, как грозный властитель, так надел маску аристократа, вынужденного общаться с кредитором или шантажистом. Ну уж нет, ваша светлость, масочки для других поберегите, да и немного их у вас».
– Неверный ответ, проигрыш. – Констатировал Михаил и чуть повысил голос, не давая себя перебить: Во-первых, я всего лишь сотник, и не мне выкуп назначать, а тому, кому я служу. Во-вторых, я православный воин, и защитить женщин и детей обязан, не требуя за то платы, иначе покрыл бы позором и себя и род свой. В-третьих, ляхи уйдут безнаказанными и с богатой добычей, а значит, повадятся ходить в наши земли снова и снова, да вдобавок еще и похваляться станут, что князь Городненский под их дудку плясал. В-четвертых, льстецы примутся княгине Агафье нашептывать, что, мол, стоило ей от власти ненадолго отлучиться, и сразу же все наперекосяк…
– Не сметь!!! – прорвало Всеволода. – Змеем эдемским шипишь, колдун! Не тебе об этом…
– В-пятых, – почти выкрикнул Михаил – от Мономашичей добра не жди! Не простят!
Раненый князь закусил губу и глянул затравленным волком – вцепился бы в горло, да не может.
– Однако уже то хорошо, – снова спокойно и размеренно заговорил Михаил – что уже не как смерд ты думаешь, а как купец. Может с третьего раза получится так, как надлежит князю?
– И как же по-твоему – слова «по-твоему» Всеволод не произнес, а словно бы выплюнул – должен князь думать?
– Приказ! Рожденному повелевать надлежит отдать такие приказы, исполнение которых изменит неблагоприятное течение событий. Я же не даром спросил: «Что будет потом?». Приказ есть деяние, изменяющее будущее. Сейчас будущее твое видится весьма мрачным, но ты, воспользовавшись своим правом повелевать, можешь изменить его в лучшую для себя сторону. – Михаил выдержал паузу, но не дождавшись вопроса, сформулировал его сам: – Ты можешь спросить: кому и какие приказы может отдать раненый пленник, прикованный к ложу? Отвечу: даже в самом бедственном положении властитель остается властителем и волен приказывать своим людям. А еще добавлю: счастлив тот властитель, которому и в бедствии есть, кому приказывать, значит остались у него верные люди, стараниями которых он может переменить будущее.
К примеру, ты можешь приказать твоему человеку – Трофиму Веселухе – указать мне место, где тати содержат княгиню с детьми. Тогда я смогу ее освободить. И, тем самым, ты тут же выйдешь из-под власти тех, кто заставил тебя непотребное творить – ляхам, латинянам премерзким, подчиняться. Так же и с другими приказами.
Снова повисла пауза. Михаил ждал, когда князь спросит о «других приказах», Всеволод раздумывал о чем-то своем. Наконец раненый, вроде бы небрежно, обронил:
– Продолжай.
– Далее. Ты можешь приказать княгине своей, во искупление ее вины за пленение…
– Да ты в уме? – кажется, изумление Всеволода было неподдельным. – Какая вина?
– Кто охрану княгини устраивал? – мгновенно отозвался Михаил. – Твой человек или человек княгини? Не боярин ли Солома? И не указывал ли ты, что охрана ненадежна? И послушали ли тебя?
«Даже если ты над этим вопросом и не задумывался, то сейчас… да сам себе внушишь, что видел изъяны в охране и намекал, а тебе не вняли. Самооправдание такая штука… во что хочешь, заставит поверить».
– Ну, и? – Всеволод пристально уставился на собеседника, и Михаил готов был поклясться, что князь уже прикидывает, чьи головы полетят, и какие преференции он приобретет во властном соперничестве с женой, повернув дело таким образом, каким ему только что было подсказано. – Говори, раз начал!
– Так вот: ты можешь приказать княгине Агафье самой исправлять случившееся – отправиться в Киев и объяснить брату Мстиславу, отчего тебе пришлось поступать так, как ты поступил.
– Дальше! – требовательно произнес Всеволод. – Ты ж еще не все сказал?