Красное бикини и черные чулки

Яковлева Елена Викторовна

— Краснопольский вас срочно требует к себе! — выпалила Нонна и испарилась, оставив взамен стойкий парфюмерный запах так называемых экзотических фруктов.

— Интересно, что такого ужасного мы сделали на этот раз? — не удержалась я от риторического вопроса.

В ответ Жанка предположила, что Краснопольский всего лишь желает ознакомиться с обещанной мною новой концепцией передачи «Буква закона», осиротевшей без Пахомихи.

— Хорошо бы, — мечтательно протянула я, поскольку была не слишком-то уверена, что за нами с Жанкой

не числится какая-нибудь очередная историческая вина.

То, что Жанка как в воду глядела, выяснилось уже в провонявшей экзотическими фруктами приемной. Грудастая Нонна только-только успела распахнуть перед нами с Жанкой дверь с табличкой «Главный редактор», а навстречу уже вовсю заструились флюиды начальственной благосклонности.

— Проходите, проходите, барышни… — ласково пропел расфранченный по своему обыкновению Краснопольский.

Мы с Жанкой засмущались, как прыщавые школьницы под откровенными взглядами дворовых донжуанов. Протиснулись в дверь и рядком устроились на стульях.

А Краснопольский тем временем продолжал с невиданной щедростью осыпать нас индульгенциями:

— Слышал, слышал про ваши подвиги. Кошмаров специально мне позвонил, чтобы известить, как вы отличились. Ну что вам сказать? Мо-лод-цы!

После таких его слов Жанку стало буквально распирать от гордости. Я даже подумала, что было бы неплохо, если бы в этот момент откуда-то сверху грянул государственный гимн и чтобы Жанка, подскочив со стула, бойко и без запинки отчеканила:

— Служу России!

Гимн, конечно, не грянул, но одобрение из уст Краснопольского тоже дорогого стоит. Уж тут смело поверьте мне на слово. По крайней мере нам с Жанкой, привыкшим к сплошным выволочкам и нахлобучкам, в его скупых и незамысловатых похвалах без всякого преувеличения послышались фанфары и литавры. Мы бы с удовольствием внимали сладким речам Краснопольского весь день напролет, однако он быстро опомнился и перешел на деловой тон, напомнив, что о работе тоже не стоит забывать.

— Как там с передачей? Что надумали? — поинтересовался он, напустив на гладко выбритое лицо озабоченность.

Я тут же выложила на стол то, что успела накропать.

— Так, это что у нас такое? — спросил Краснопольский и водрузил на нос очки в модной оправе.

— Это сценарий, — лаконично ответствовала я.

— Отлично, — одобрил мое рвение Краснопольский и отложил бумаги в сторону. — Так, это я посмотрю потом, но я уверен, что все отлично. Поэтому начинайте работать, причем в темпе. Готовьте фактуру, снимайте сюжеты, все остальное в рабочем порядке. Кстати, что вы на первый выпуск запланировали?

— Убийство Гири, — пробормотала я не очень уверенно.

— Злободневная тема, — кивнул Краснопольский. — Только это… Оставьте там место для интервью с Кошмаровым. Он пообещал осветить ход следствия по Ольгиному делу, сообщить, что подозреваемый задержан, ну и что еще сочтет нужным. Вы только свяжитесь с ним завтра-послезавтра.

— Непременно, —

заверила я Краснопольского, отводя глаза в сторону. Чтобы не выдать взглядом своего отношения к обещанному Кошмаровым интервью. Ибо еще неизвестно, кто кого интервьюировать должен.

Но как бы там ни было, а работу свою я знаю, а потому сразу же после аудиенции у Краснопольского разыскала оператора Вадика. Он, конечно, поупирался для видимости, ссылаясь на то, что у нас нет предварительной договоренности, но на кладбище, снимать репортаж со свежей Гириной могилки, поехал. Жанка осталась на студии дожидаться отснятого нами материала со скучным и несколько отстраненным видом. Она и раньше не отличалась особым рвением в работе, а теперь и вовсе на уме у нее один лишь Порфирий.

* * *

— Ну что, снимаем? — Вадик привычно взвалил на плечо камеру. — А то такой мандраж, что недолго и простудифилис подхватить…

— Снимаем, снимаем. — Я чуть посторонилась, чтобы не заслонять Гирин портрет, заботливо обернутый в целлофан, и недовольно покосилась на любознательных кладбищенских обитателей, которые так и перли в кадр. Как будто им медом намазано. А больше других старался вертлявый бомж в драном камуфляже, который буквально дышал мне в затылок. Причем довольно смрадно.

— Кыш отсюда! — шуганула я его.

Вертлявый нехотя отступил на два шага и неодобрительно сплюнул в сугроб. В знак презрения, так надо понимать. Еще бы, ведь он наверняка считает, что я на его территории, а значит, не имею права командовать. Не исключается также, что я своим беспардонным, несогласованным заранее вторжением нарушила какую-нибудь конвенцию вроде небезызвестной Сухаревской.

Ну и хрен с ним, пусть лезет, если ему так хочется. Мы же сюда правду жизни приехали снимать, а не отлакированную праздничную картинку. Так вот она, правда, и есть, так сказать, во всей своей неприбранной красе.

— Ладно, поехали, — махнула я Вадику рукой, мужественно стряхнула с головы капюшон куртки и поднесла ко рту микрофон. — Мы на Северном кладбище. Возле могилы человека, который еще несколько дней тому назад контролировал пол-области, — Валерия Игнатьевича Гирина, больше известного по прозвищу Гиря. Его похороны были поистине пышными и многолюдными, что однако же, что однако же…

— Заело? — поинтересовался раздосадованный Вадик. — Начнем сначала, начнем с нуля?

— Постой-постой, — отозвалась я рассеянно и склонилась над заваленным венками могильным холмом. Смахнула перчаткой снег с краю и невольно прикусила губу. Белые лилии, вернее, их бренные останки! Вот, значит, откуда взялся «букет» у моей двери. С Гириной могилки. Небось те же кладбищенские бомжи торговлей похоронными цветами и промышляют. А я, дура, по цветочным палаткам бегала. Впрочем, теперь это уже неважно, раз маньяком оказался Мелкий Пакостник.