Красное и черное
Шрифт:
Она услышала голос мужа, который разговаривал с лакеем как раз в комнате Жюльена. Но, на ее счастье, они прошли в детскую. Она приподняла матрац и так стремительно засунула руку в солому, что исцарапала себе все пальцы. Но, хоть она и была очень чувствительна к боли, сейчас она ее даже не заметила, так как в тот же момент нащупала гладкую поверхность коробочки. Она схватила ее и выбежала из комнаты.
Едва только она избавилась от страха, что ее застанет муж, как мысль об этой коробке привела ее в такое смятение, что она на самом деле чуть было не лишилась чувств.
«Значит, Жюльен влюблен, и вот здесь, у меня в руках, портрет женщины, которую
Терзаясь всеми муками ревности, г-жа де Реналь в изнеможении опустилась на стул в передней, возле его двери. Ее исключительное неведение помогло ей и на этот раз. Удивление, которое она сейчас испытывала, смягчало ее муки. Вошел Жюльен; он выхватил у нее из рук коробку и, не сказав ни слова, не поблагодарив, бросился к себе в комнату, быстро развел огонь в камине и швырнул в него коробку. Он стоял бледный, уничтоженный; он сильно преувеличивал грозившую ему опасность.
«Портрет Наполеона, — говорил он себе, качая головой. — И его хранит у себя человек, выказывающий такую ненависть к узурпатору! И портрет этот находит господин де Реналь, лютый роялист, который к тому же так обозлен на меня! И надо же проявить такую неосторожность, сзади на портрете, прямо на белом картоне, строки, написанные моей рукой. И уж тут никаких сомнений быть не может: сразу ясно, что я перед ним преклоняюсь. Каждое мое излияние в любви помечено числом. И последнюю запись я сделал только позавчера. Так бы сразу и кончилась, погибла бы в один миг вся моя репутация, — говорил себе Жюльен, глядя, как пылает его коробочка — А ведь моя репутация — это все, что я имею — только этим я и живу… А какая это жизнь, боже мой!»
Час спустя, усталый и преисполненный жалости к самому себе, Жюльен совсем расчувствовался. Встретившись с г-жой де Реналь, он взял ее руку, поднес к своим губам и поцеловал с такой сердечностью, какой ему никогда не удавалось изобразить. Она вся вспыхнула от счастья и вдруг, чуть ли не в тот же миг, оттолкнула его в порыве ревности. Гордость Жюльена, еще не оправившаяся от нанесенного ей недавно удара, лишила его теперь рассудка. Он увидел в г-же де Реналь только богатую даму и ничего более; он с презрением выпустил ее руку и удалился. В глубоком раздумье пошел он бродить по саду, и вскоре горькая усмешка искривила его губы.
«Разгуливаю спокойно, точно я сам себе хозяин. Не обращаю на детей никакого внимания и дождусь того, что мне опять придется выслушивать унизительные попреки господина де Реналя, — и он будет прав!»
И Жюльен побежал в детскую.
Младший мальчик, которого он очень любил, стал ласкаться к нему, и это немножко смягчило его горькие чувства.
«Этот меня еще не презирает, — подумал он. Но тут же упрекнул себя за мягкосердие, решив, что это опять не что иное, как проявление слабости. — Эти дети ласкают меня так, как приласкали бы охотничью собаку, которую им купили вчера».
X
МНОГО БЛАГОРОДСТВА И МАЛО ДЕНЕГ
7
Побледнев, он бросился к г-ну де Реналю с таким мрачно-решительным видом, какого тот у него еще никогда не видел. Г-н де Реналь остановился и оглянулся на своих слуг.
— Сударь, — сказал Жюльен, — неужели вы думаете, что со всяким другим наставником ваши дети сделали бы такие успехи, как со мной? А если вы скажете «нет», — продолжал он, не дожидаясь ответа, — так как же вы осмеливаетесь упрекать меня, будто я их забросил?
Господин де Реналь, уже оправившись от своего испуга, решил, что этот дрянной мальчишка неспроста позволяет себе такой тон, что у него, должно быть, навернулось какое-нибудь выгодное предложение и он собирается от них уйти. А Жюльен, теперь уже не в силах совладать со своей злобой, добавил:
— Я, сударь, проживу и без вас.
— Право, я очень огорчен, что вы так разволновались, — слегка запинаясь, отвечал г-н де Реналь.
Слуги были тут же, шагах в десяти: они оправляли постели.
— Не этого я жду от вас, сударь, — вскричал уже совсем рассвирепевший Жюльен. — Вы вспомните только, какими оскорбительными попреками вы меня осыпали, да еще при женщинах!
Господин де Реналь отлично понимал, чего добивается Жюльен; в душе его происходила мучительная борьба. И тут Жюльен, не помня себя от ярости, крикнул ему:
— Я знаю, сударь, куда идти, когда я выйду из вашего дома!
Услышав эти слова, г-н де Реналь мигом представил себе Жюльена в доме г-на Вально.
— Ну, хорошо, сударь, — промолвил он наконец, тяжко вздохнув и с таким видом, словно обращался к хирургу, решившись на самую мучительную операцию. — Я согласен на вашу просьбу. Начиная с послезавтра — это как раз будет первое число — я плачу вам пятьдесят франков в месяц.
Жюльен чуть было не расхохотался: он был до такой степени поражен, что всю его злобу как рукой сняло.
«Выходит, я мало еще презирал это животное! — подумал он. — Вот уж поистине самое щедрое извинение, на какое только и способна эта низкая душонка».
Дети, которые смотрели на эту сцену, разинув рты, бросились в сад к матери рассказать ей, что господин Жюльен ужас как рассердился, но что теперь он будет получать пятьдесят франков в месяц.
Жюльен по привычке отправился вслед за ними, даже не взглянув на г-на де Реналя, которого он оставил в величайшем раздражении.
«Он уже вскочил мне в сто шестьдесят восемь франков, этот Вально, — говорил себе мэр. — Надо будет порешительней намекнуть ему насчет его поставок подкидышам».