Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 4
Шрифт:
Нет, Ленин тут не сомневался. Перед Гриммом Платтен заминался, да, отступал, но в главном – пойдёт, раз увидит аргументы. Он – человек рабочий, пролетарская кость. О переговорах же с Парвусом он не знает и никогда не узнает.
А Радеку о Парвусе хоть рассказывай, не рассказывай, – всё понимает сам. Радек даже неприлично преклонён перед Парвусом: в бернских кабачках, по интернациональному долгу как бы ни обязан был его поносить – за отчаянный шаг к шовинистам, за богатство, за тёмные сделки, за нечестность, за дамские истории, – а сам со ртом разинутым, с набившейся пеной в углу губ, видно: ах и молодец! ах мне бы так!..
– Про Скларца я ему сказал: восьмигрошовый парень немецкого правительства, я его выгнал! Про Гримма скажу: что-то подозрительное, тормозит отъезд, какие-то гешефты в свою пользу. А мы – больше ждать не можем, революция зовёт! По-пролетарски, открыто, без всяких тайностей – возьмём и обратимся в германское посольство! Возьмётся! – уверен был Ленин.
Да как научить его с Ромбергом говорить? Ведь это ж совсем новый текст. Мол, в России дела принимают опасный для мира оборот. Надо вырвать Россию у англо-французских поджигателей войны. Мы, конечно, приложим ответные усилия к освобождению немецких военнопленных (лови нас потом!..). Но мы должны быть застрахованы от компрометации и гарантированы, что не будет придирок в пути… Готовы ехать в запертых и даже в зашторенных купе. Но должны быть уверены, что вагон не остановят…
Ленин захватил пространство комнаты и носился по косой – три шага, три шага, три – одну руку за спину, а другой размахивая, – а Радек записывал, пустой трубкой придерживая лист.
С Радеком внакладку находки: для такого шага ещё неплохо бы нам собрать оправдательных подписей от западных социалистов… Социалистов – да, но и ещё бы каких-нибудь безупречных людей…
– Да где же таких найти?..
– Ну, например, Ромена Роллана?
Головасто придумано, хорошо!
Так пора и крючок закинуть. Через кого бы закинуть под Роллана?
С приходом Радека облегчились невместимые, прожигающие вихри в голове: есть мыслям исход, можно высказать и услышать ответ. Вот… Если начинать демонстративные новые переговоры через Платтена, то ведь надо так же демонстративно порвать с Гриммом?
Да просто – звонко порвать!
– Да чтоб всю вину на него же и свалить!
– Да чтоб и за старое ему наложить, мерзавцу! Пусть попомнит, как отложил швейцарский съезд!
А для этого надо: во-первых, опубликовать все доверительные сведения о его скрытых переговорах!
Эт-то очень всегда ударяет: внезапная публикация доверительного. Оч-чень ошеломляет.
То есть просто вот сейчас, немедленно, подготовить такую публикацию!
– …И расставить нужные акценты!
– …И завтра же опубликовать!
Ну, с Радеком и самая напряжённая работа превращается в весёлую игру! За что Ленин особенно Радека любит – за хорошую пристрастность!
Уже сидели и писали: Радек писал, теребя пустую трубку в зубах, в коридор выйти некогда, иногда смеясь и даже подпрыгивая от выражений, – а Ленин сидел сбоку и советовал.
Единственный такой был Радек человек, кому, сидя рядом, Ленин вполне мог передать перо и только посмеиваться. Лучше радекова пера никогда не было во всей большевицкой партии. Луначарский, Бухарин – все писали слабей.
– Тут важно, что ещё получится: что именно Швейцария все эти переговоры ведёт и нас выталкивает. А вовсе не мы!
Ах, умный, понимающий, золото!
– Завтра же и опубликуем – у Нобса или…
– Завтра – воскресенье. А вот что! – запрыгали, запрыгали искры за радековскими очками: – Завтра воскресенье, так пошлём сейчас же, немедленно – Гримму телеграмму! В субботу вечером, немедленно, сейчас! – Усмехался и подпрыгивал Радек, как будто его со стула кололо.
И Ленин подпрыгивал от удовольствия.
И говорили, говорили вперебой, поправляли, и Радек тут же записывал:
…Наша партия решила… безоговорочно принять… предложение о проезде через Германию… и тотчас же организовать эту поездку… Мы абсолютно не можем отвечать… за дальнейшее промедление… решительно протестуем… и едем одни!..
– Та-ак! – почесал Радек за ухом, – закатаем ему в листовой шоколад:
…Убедительно просим немедленно договориться…
– Завтра, в швейцарское воскресенье, договориться!.. Да! ещё завтра первое апреля!
– Первое апреля!! – давно так не смеялся Ленин, всё напряжение последних недель выбивалось из его груди сильными, жёсткими, освобождающими толчками. – Вот получит бонбоньерку, центристская сволочь!
…Договориться… и, если возможно, завтра же…
– Когда вся Швейцария дрыхнет! …
…Сообщить нам решение!.. С благодарностью…
Как на шахматной доске, уже сделав задуманный ход, ещё больше видишь успеха и возможностей, чем рассчитывал перед тем. Но эту усмешку – с 1-м апреля и с воскресным заданием товарищу Гримму – придумал Радек-весельчак!
– А если за воскресенье он не сделает – так в понедельник мы свободны действовать сами!
– Ну, во вторник…
Да что! да ещё лучше придумал Радек:
– Владимир Ильич! А – Мартову? А Мартову мы тем более обязаны написать, он же инициатор плана !? – душился Радек от смеха.
– А что же Мартову? – так быстро и Ленин не сообразил.
– Да что мы немедленно принимаем предложение Гримма о проезде через Германию! Вот обкакать: что это его предложение! На весь мир – его! Швейцарские социалисты нас выталкивают! Член швейцарского парламента!
Ну, это совсем было гениально! Ну, Радек! Ну, завоет Гримм! Ну, кинется оправдываться. Да отмываться всегда трудней, чем плюнуть. Надо уметь быстро и в нужный момент плюнуть первым.
– Вспомнит, подлец, ненапечатанную мою брошюру!..
– Но уже поздно. Придётся идти сдавать на Фраумюнстер.
– Да я сбегаю, Владимир Ильич.
– Да уж пойдёмте вместе, разохотились.
Но уж тогда оглядеться, подумать – что ещё? А, вот, Ганецкому в Стокгольм:
– Срочно переведите три тысячи крон на дорожные расходы.