Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 4
Шрифт:
Распахнуть через себя путь желанной Справедливости в Россию, полную несправедливостей, – как от этого не задрожит грудная клетка?
Уже напечатали все газеты, что по распоряжению министра юстиции разрабатывается проект отмены смертной казни – навсегда. И каждый следующий день, разворачивая газеты, читатели ждали этого исторического закона.
Не так долго было и разработать его, там всего несколько пунктов. Но…
Одна-две смертных казни ещё очень могли бы понадобиться, чтобы грандиозно довершить картину российкой революции.
Александр Фёдорович искренно ненавидел пролитие крови. Но – для
Совсем не по кровожадности, не по мести грезил Керенский о такой казни – но из эстетико-революционного ощущения совершенства всей картины! Чтобы не отстать от Великой Французской.
И он – медлил с опубликованием декрета.
552
Мучительные колебания Государственной Думы, а тем более её Председателя, – разъезжаться ли всем по местам своего избрания для деятельной работы или, напротив, удерживаться в Петрограде и заседать, – как бы толчком решились от случая с депутатом крестьянином Саратовской губернии. В революционные дни он улизнул, не сказавшись и Председателю, и поехал в свою Саратовскую. Но в своей же родной деревне на сходе получил от стариков выговор: как же он мог в такое время оставить Государственную Думу? И вот – воротился.
Урок! Урок народной мудрости, к которой Родзянко всегда бывал прислушлив. И урок, вдохновляющий к новой деятельности! Ну конечно же, ну в самом деле! – разве это нормально для парламента: разъезжаться, когда драгоценные силы каждого из нас нужны именно в соединении?
И сегодня в библиотеке Таврического Родзянко снова собрал частное совещание членов Государственной Думы, чтобы обсудить этот эпизод и сплотиться.
Уже и библиотека становилась слишком просторна для собравшихся, уже и тут сидели они редковато. Сердце Михаила Владимировича сжималось – но он крупнодушно расширял его и тем заполнял пустоту мест.
Итак, он обсудил поучительный случай с саратовским депутатом и очень просил более не разъезжаться и передавать другим депутатам, чтобы собирались.
Далее он обрадовал их сообщением, что с фронта получаются самые успокоительные известия, порядок в Действующей армии не нарушается.
Тут очень кстати выступил возвратившийся с Северного фронта депутат Дзюбинский. Этот народоволец, в юности сосланный в Сибирь, а оттуда потом делегированный в Думу, известный острый и безпощадный критик всего правительственного, от кого привыкли слушать только недовольство, теперь поднялся со своей уверенной широкой головой, столпообразно продолженной в шею, и тоже радостно стал рассказывать депутатам, как прекрасно настроены войска и как они рады переменам: теперь они знают, за что будут сражаться и жертвовать жизнью. Также нашёл Дзюбинский, что и генерал Рузский во всём хорошо разбирается, прекрасно осведомлён и смотрит на будущее с верою.
От имени Государственной Думы и её Временного Комитета Родзянко благодарил Дзюбинского за полезную поездку.
И на местах, докладывали депутаты, тоже всё спокойно.
На этом сегодняшнее заседание закрылось.
Ну да у Председателя оставался же ещё Временный Комитет. Если кто возглавил и направил всю революцию в самые рискованные дни, то именно его Думский Комитет. И он же стоял твёрдым оплотом против опасности восстановления старого строя. И он же послал своих депутатов везти арестованного царя из Ставки. И с дороги именно в Думский Комитет слали депутаты телеграммы о том, как следует Николай. И являясь законным держателем Верховной власти, имея право сместить любого министра и даже всё правительство – Комитет не делал этого.
А Временное правительство, напротив, не оценило всей незаменимой службы Комитета и даже стало в несколько дней как бы вовсе его игнорировать, не держало в курсе предпринимаемого. Князь Львов ни разу не позвонил Родзянке за советом.
А вот сейчас Николай Николаевич получил заслуженную отставку с Верховного – значит, надо было обсуждать новую кандидатуру, и с кем бы лучше всего это решить, как не с Думским Комитетом? Однако правительство и движения такого не делало.
Правительство давало иногда поручения Комитету, но если разобраться, то – унизительные: из-под августейшего покровительства Марии Фёдоровны перенять в своё ведение Красный Крест. Напротив, правительство чутко, болезненно прислушивалось к прениям и мнениям какого-то Совета рабочих депутатов, и с ними оно создало Контактную комиссию, совещаться периодически. А Родзянко, а Комитет, а Дума знали о действиях правительства не больше чем любой обыватель.
Так и, с другой стороны, якобы член Временного Комитета Думы злополучный Чхеидзе – знать не хотел Комитета и забыл своё думское происхождение, – но из другого крыла Таврического пересылал по коридору грозные протесты против выпуска Думским Комитетом каких-либо публичных актов.
И конечно, вся солдатня подчинялась тому крылу. Конечно, Думский Комитет не озаботился иметь штыковую силу, ни захватить население в струю пропаганды, не мог раздавать недобросовестные посулы, – и в результате только платонически мог быть недоволен Советом и Временным правительством, а действовать против них не мог.
Но как же, как же все они не понимали – трагичности, символичности и безповоротности того, что они делали?! Ведь Временное правительство, созданное Государственной Думой и обязанное отвечать перед Думой, не только не отвечало на простые вопросы её, но перехватило себе даже и коренную думскую законодательную работу, чего не бывало и при царе! Раньше Дума негодовала, что в её перерывах издавались законы по 87-й статье, – а теперь потекла сплошная 87-я, правительство само издавало закон за законом, мол, при нынешнем положении страны оно не может дожидаться санкций Думы. Да посмотрите же в зеркало, господа!
Парламент победил – и что ж, он стал ненужен? Народ победил – и что же, народное представительство стало ненужным?
А для кого же все эти годы добивалась Дума власти – если не для Думы?
Страшная поздняя догадка теперь впустила когти в сердце Михаила Владимировича: да не с самого ли начала, все десять думских лет, революционное крыло да и все кадеты использовали Думу лишь как прикрытие своих целей?
Ведь вот и Николай завещал Михаилу: править в единении с Государственной Думой (а не с Временным же правительством).