Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 3
Шрифт:
– Правительство капиталистов – наши враги!
– Но на «долой правительство», – улыбался Каменев, – у нас просто нет сил.
– Если не свергать сейчас – то хоть объяснять массам, что всё равно неизбежно нам придётся брать власть!
А рядом с Ленартовичем сидел какой-то кавказского вида, маленького роста, с оспинками на лице и с толстыми длинными усами, разведенными ровно вбок. Саша ещё удивился, какие туповатые сюда попадают, сказать бы – чистильщик сапог, при чём тут он? А тот поднял руку, объявили «товарищ Сталин» (только в насмешку можно было к нему прицепить!). И этот тихий забитый встал, подшагнул к фонтанному гроту и стал говорить заунывно, но не так глупо.
Как
Таким образом грузин подыграл как будто шляпниковцам – но тем же тоном ровно подыграл и Каменеву, что лозунг «долой войну» выглядит голым пацифизмом и тоже ничего не даёт. Что Манифест Совета надо приветствовать, но (уклонился тут же) приветствовать с оговорками, что он не разоблачает хищнического характера войны. А нам (вроде опять в сторону резвых) надо давить на Временное правительство, чтоб оно начинало мирные переговоры, – и только так мы сорвём маску с этих наших империалистов.
Примирить – никого не примирил, а запутал больше.
Энергичные: надо бороться за армию! Буржуазия призывает к бургфридену. А нам нужно – выборное начало! чтобы солдаты не шли покорно за офицерами, вот чем надо заниматься! – и только так мы отберём у них силу.
Что ж, Саша к такой армии был вполне готов: честно, демократично. А толковый офицер всегда сумеет и обратиться к солдатам и зажечь их, и быть выбранным, – и поведёт их ещё лучше, чем в подневольной армии.
Тут выступил один кудлатый, здоровый, а лицо барановатое, Кривобоков-Невский. Он на гротик как наступал, тот не давал ему простора:
– Надеяться на бывшую императорскую армию, как бы её там ни демократизировали, – в корне неверный путь! Преступно забывать, что ни одна революция не побеждала без собственного войска. В 1789 году сразу стали создавать национальную гвардию и только потому победили. В 1848 не было её – и революцию потопили в крови. И сегодня реакция не спит и готовит нам разгром…
Вот уж галдели об этой контрреволюции, но Саша нигде её не видел, выдумки. Где она есть?
– … И пока мы хозяева положения – надо требовать декрета о немедленном вооружении народа! Если не хотим дожить до парижских июньских дней, чтобы буржуазная молодёжь топила нас в крови.
А Муранов в президиуме – водил своими страшными огромными бровями. Но ничего не говорил.
– А это кто? – спросил Саша про смешного толстяка, весь объём живота которого нельзя было вообразить в сидячем положении, а только когда он вот поднялся, безобразный живот, хоть и обтянутый армейским поясом поверх суконной рубахи.
– Бонч-Бруевич, – шепнул Матвей.
Толстяк вколачивал кулаком невидимые гвозди с поспешностью, как бы предыдущий оратор не забрал всю его мысль:
– … Да если Совет рабочих депутатов не будет опираться на революционную армию, то он осуждён на падение! Вооружение рабочих – это один наш путь. Напряжём все силы для устройства громаднейшей армии пролетариата! Нам именно нужна другая, своя рабочая армия, как финляндская Красная гвардия в Девятьсот Пятом! И не револьвер каждому нужен, а солдатская винтовка с большим количеством патронов!
А что? готовность к делу у большевиков – как ни
Вдруг – всё изменилось на совещании: с гордым видом вошла красивейшая женщина – вот удалась природе! – и одетая так хорошо, как не одеваются на партийные совещания и вообще в этой среде. Белокурая голова, тщательно выложены волосы отдельными кольцевыми кудрями. Тонкий профиль. При властном взгляде как будто выражала готовность и к приветливой улыбке. На груди брелок на цепочке. Невысокая фигура с приятною полнотой: заняты все формы, отпущенные природой, и все в меру. Выталкивая коленами тяжёлую ткань лилового платья, она прошла, как это было ни закрыто, – по одной стороне гротика, мимо колен сидящих, – по какому-то праву прошла в полукруглый уступ позади спин президиума, там нашёлся стул, она повернула его боком к окну и села, облокотясь на подоконник, профилем к Троицкому мосту. И так (проектируясь для Саши на череду мостовых фонарей как скульптура) сидела: слушая речи, но и рассеянно, но и показывая себя всем тут.
Да она одна и подходила к этим стенам как состоятельная хозяйка этого дома, а они все тут – случайный сброд посетителей.
Мичман откровенно воззрился на неё. И в Саше тоже – замутило, и он на какое-то время перестал слышать, что говорилось.
И пропустил: очевидно, перешли на другой вопрос повестки? или как? Почему-то опять этот комичный Сталин получил слово и монотонно негромко вёл, никак не подавая надежды на пламенную речь:
– Уч-редительные Собрания а-бычно собираются уже после успокоения страны. Поэтому о-пытные революционеры, – и тень улыбки прошла по его лицу, – всегда пытались а-сущест-вить свою программу, ат-тягивая созыв Учредительного Собрания, и поставить его уже перед фактом а-существленных реформ. Но наше Временное правительство возникло сав-сем не на баррикадах, а… – сожаление выразилось в его голосе. – Па-этому оно сав-сем не революционно. На-ше Учредительное Собрание будет на-много демократичней этого правительства. Поэтому нам – ны в коем случае нэ надо оттягивать Учредительного Собрания.
Матвей с кривоватой улыбкой шепнул:
– Член ЦК.
Ах вот как. Ну, это сильно разочаровывало. А та красивая большевичка, как она прошла-села, так она, может быть, тоже член ЦК?
– … Можно назвать че-тыре условия победы русской революции. Первое…
652
Всегда не слишком светлая и наблещенная, даже сумрачноватая, обширная квартира Винаверов, в минувшие дни, по соседству с Думой, не раз приют для ЦК кадетов, – сейчас, ещё до вечерней темноты, светилась во все электрические лампы – с потолков и со стен. В столовой сновала прислуга, кончая собирать парадный обед, в других комнатах сидели и гуляли гости, числом до двадцати, больше мужчины, больше – сотрудники и соучастники жизни Максима Моисеевича, – по юриспруденции, по борьбе за еврейское полноправие, по еврейским культурным организациям. И ещё ждали двух почётных гостей.
Весь вид квартиры, всё настроение да и одежда собравшихся были торжественно именинны – и не к рядовым именинам, но к большому юбилею. Однако никто не принёс юбиляру подарков. Хотя он и был здесь, по сути, главный виновник торжества – но плоды его и ликованье его разделяли равно все.
Приглашены и собрались они сегодня по тому поводу, что не только уже были уверены, что закон о национально-вероисповедном равноправии утверждён, – но Максим Моисеевич получил на руки его полный текст, а со дня на день он появится в газетах.