Красные и белые
Шрифт:
Напомню, что во время одной из Русско-турецких войн в конце XVIII века русская эскадра под командованием адмирала Григория Спиридова обошла вокруг Европы и вошла в Средиземное море, потеряв по дороге половину судов. Многие моряки умерли в походе от болезней. В Чесменскую бухту, где стоял турецкий флот, корабли вошли в плачевном состоянии. У русских моряков был только один выход – атаковать, в противном случае они были бы тут же уничтожены. Императрица Екатерина II, имевшая смутное представление о состоянии российского флота, писала одному из своих послов: «Если Богу угодно, увидишь чудеса». Приведя ее слова, В. О. Ключевский с присущей ему иронией писал: «И чудеса уже начались, одно было налицо: в Архипелаге нашелся флот хуже русского». Он имел в виду флот турецкий.
Великой морской державой Россия никогда не была. Флот воспринимался здесь как нечто второстепенное и в начале XX века. К примеру, Балтийский флот во время Первой мировой войны был подчинен командующему Северным
Реализацию программы морских офицеров тормозил Совет государственной обороны, который возглавлял великий князь Николай Николаевич, не придававший большого значения флоту; именно он не переводил бюджетные ассигнования на его модернизацию. Однако благодаря личной поддержке императора Николая II и Государственной думы программа была в конце концов утверждена, хотя и в несколько усеченном виде по сравнению с той, какую разработали военные моряки.
Возвратившись к полярным исследованиям, капитан 2-го ранга Колчак вновь отправился в экспедицию. Он был назначен командиром ледокольного судна «Вайгач», на котором совершил переход из Петербурга через южные моря в Арктику, а оттуда во Владивосток. Однако через год Колчак вернулся в военно-морской флот; свою блистательную военную карьеру он продолжил на Балтике. Миноносцы, минное дело – вот чему он себя посвятил, став в этой области крупным теоретиком и практиком.
Когда началась Первая мировая, Колчак проявил себя как отличный начальник минной военно-морской дивизии. Балтийским флотом тогда командовал выдающийся флотоводец адмирал Николай Оттович фон Эссен. Парадокс российской истории: Эссен был этническим немцем и блестящим русским военно-морским офицером, который обеспечивал прикрытие Петрограда от мощного немецкого флота. Колчак как ведущий специалист минного дела принимал самое активное участие в разработке плана минирования Финского залива. Впоследствии он даже побывал в Соединенных Штатах Америки, где делился с союзниками своими знаниями минного дела.
На Балтике Колчак руководил атаками на транспортные суда, которые вывозили в Германию железную руду из Швеции. Швеция оставалась нейтральной, но при этом торговала с Германией и поставляла ей железную руду, в которой та весьма нуждалась. Колчак со своими миноносцами потопил пять судов противника, включая несколько транспортных, надолго задержав транспортировку руды. Но и это не все. Колчак организовал десант в Рижском заливе, сорвав тем самым наступление немецких войск на Ригу. Проявив себя талантливым военачальником, в один прекрасный день он неожиданно получил извещение о том, что его назначили командующим Черноморским флотом с производством из контр-адмиралов в вице-адмиралы. В морской иерархии выше был только чин полного адмирала; впоследствии он станет одновременно адмиралом и Верховным правителем России.
Перевод на Черное море Колчак воспринял с большим интересом. Перед ним поставили весьма серьезную задачу. В состав турецкого флота входили два мощных современных немецких крейсера – «Гебен» и «Бреслау». Формально Германия продала их Турции, но де-факто это были немецкие крейсеры, с немецким командованием и немецкими моряками. Колчаку следовало, во-первых, парализовать деятельность этих двух судов, во-вторых, способствовать осуществлению дерзкого плана: высадке десанта на Босфоре и захвату Константинополя. Это была вечная мечта… Но пришло время, и мечта стала преобразовываться в конкретный план. Однако Дарданелльская операция союзников завершилась колоссальной катастрофой для союзных войск и огромными потерями. В результате ее инициатор британский военно-морской министр (Первый лорд Адмиралтейства) Уинстон Черчилль подал в отставку, считая, что должен хотя бы так расплатиться за свою неудачно реализованную идею. И после всего этого – высадка на Босфоре. На первый взгляд, такая же авантюра.
Однако, похоже, это было не совсем так. Во всяком случае, в ходе Дарданелльской операции туркам пришлось несладко. К тому же их войска были сосредоточены в основном на Месопотамском фронте (в нынешнем Ираке) и на Кавказском, где они воевали против России. По данным разведки, получалось, что реально Босфор защищали две-три турецкие дивизии, не больше. По прибытии на место Колчак буквально через день повел свой флот в бой против «Бреслау» и отогнал крейсер от российских берегов, а впоследствии, поставив плотное минное заграждение при выходе из Босфора, буквально запер там немецкие крейсеры. В рамках Черноморского флота под общим командованием Колчака была создана Морская дивизия, прообраз морского десанта. Начальником дивизии был назначен генерал Александр Свечин, известный военный теоретик и практик. Словом, планы и действия были вполне реалистичны и профессиональны. Однако расположение звезд и все остальное были против России. На дредноуте «Императрица Мария» неожиданно произошел взрыв. Это было совершенно новое судно, построенное на верфях в Николаеве в рамках программы переоснащения флота. Мощный дредноут – и вот в один несчастливый октябрьский день 1916 года он взорвался. Взрывов была целая серия, на судне начался пожар, и команда отчаянно пыталась его потушить. Более трехсот моряков погибли, и дредноут упокоился вечным сном на дне севастопольской бухты. Что случилось с «Императрицей Марией», до сих пор неизвестно. Колчаку приписывают высказывание, будто он как командующий флотом заинтересован в том, чтобы объяснить происшедшее случайным возгоранием пороха, однако сам понимает, что это была диверсия. Однако, судя по обстоятельствам дела, диверсия представляется еще менее вероятной, чем самовозгорание пороха. Скорее всего, причиной катастрофы стала неосторожность членов команды.
По неписаным правилам чести в таких случаях все высшие чины, начиная с командующего флотом, должны были уйти в отставку, после чего следовало произвести разбирательство. Однако по настоянию военного министра разбирательство отложили до конца войны. Колчак находился в таком взвинченном состоянии, что, дабы его успокоить, лично Николай II и военный министр передали ему через одного из морских офицеров, что они не считают его виновным и полностью ему доверяют.
К февралю 1917 года Черноморский флот был в отличном состоянии, и Колчак пользовался колоссальным авторитетом. Это был военачальник, который жил у всех на виду, часто выходил в море, прекрасно знал матросов и младших офицеров и вел себя как храбрый и ответственный человек. Правда, человеком он был невыдержанным, нередко «топтал фуражку», иногда в буквальном смысле слова, мог устроить всем чудовищный разнос. Тем не менее в бытность свою командующим флота не подписал ни одного смертного приговора, что было редкостью для действующей армии. Февральскую революцию Колчак, как и многие другие военачальники, встретил если не с восторгом, то с пониманием. Он считал, что революция произошла вследствие неправильного ведения войны прежде всего высшими властями и что теперь ошибки будут исправлены. Собственно, так думало большинство образованного общества. Это был один из важнейших аргументов в объяснении необходимости революции: демократизация России должна была способствовать более эффективному ведению войны. Безумная мысль, что стало понятно довольно скоро.
У ныне не читаемого у нас замечательного политического писателя Карла Маркса в «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта» есть такая мысль: «Если вы на вершине государства играете на скрипке, то можете ли вы удивляться, что стоящие внизу пляшут?» Очень точно сказано! Некоторые российские политики были всерьез убеждены, что царский двор и люди, близкие ко двору, связаны с немцами. Шпиономания, охватившая верхи, приняла карикатурно-уродливую форму в «низах». Приведу один трагический эпизод. 4 марта 1917 года на линкоре Черноморского флота «Императрица Екатерина II» началось брожение: матросы требовали убрать офицеров с немецкими фамилиями. В ту же ночь часовой не пустил мичмана Фока в пороховой погреб, подозревая, что тот хочет устроить взрыв с целью отвлечь команду от революционных событий. В ту же ночь мичман Фок застрелился. Так по-своему в «низах» разыгрывалась пьеса, которую поставили наверху. Колчак разъяснил матросам «глупость и преступность» их действий. Команда просила прощения.
В отличие от Балтийского флота, где матросы с первых дней Февральской революции начали убивать офицеров, на Черноморском было относительно спокойно, что добавило популярности вице-адмиралу. Конечно, дисциплина падала, но все-таки дела обстояли лучше, чем в других местах.
В июне 1917 года это относительное благополучие завершилось драматическими событиями: матросы потребовали, чтобы офицеры сдали личное оружие. Один из офицеров застрелился, вице-адмирал Колчак выбросил свою саблю за борт. В основном же офицеры подчинились. Колчака вызвали в Петроград для объяснений, и он подал в отставку, так как в бунте обвинили не бунтовщиков, а его самого. Возможно, это был предлог, чтобы в такой взрывоопасный момент вытащить его из Севастополя.