Красные камни
Шрифт:
Молчание на пару минут.
— Интересная картина выходит — наконец произнес военный — и страшноватая в чем-то. Это ведь как ленд-лиз выходит их помощь — военная, научная, техническая. Когда цели наши и капиталистов совпадают. А под эту лавочку, втихую ведь можно и иное провести — например, погоны, министерства вместо наркоматов, с попами дружба, и частная собственность оказывается дозволена, если трудовая — артелей развелось, как и при нэпе не бывало. Андрюха, скажи, мне одному кажется, что милиция в новой форме уж слишком на царских городовых стала похожа? Даже быт у людей другой — про коммуны никто уже и не заикается, зато отдельная квартира стала идеалом, к которому надо стремиться, ты лишь работай хорошо. Детей раньше на лето в деревню к родне вывозили — а теперь собственные дачи дозволены, по закону от сорок седьмого [1] . А много ли в наше время было личных автомашин? Причем Партия наша смотрит на это нормально. И даже дискуссии дозволены — пока сугубо среди своих, но подожди, скоро и до масс дойдет. Тебе все это ничего не напоминает?
1
прим.
— Положим, в тридцать седьмом мы бы так не болтали — усмехнулся штатский — так ты к чему клонишь? Что эти, из будущего, если наше предположение верно, нам вовсе не друзья, а союзники? Попутчики, на тот момент времени — а вот дальше как, это вопрос? Так ведь о том, чтоб узду ослабить, еще задолго до них движение было — и выборы с множеством кандидатов, и больше власти Советам, Конституция тридцать шестого была вершиной. Ну а дальше пошел откат.
— За Робеспьерами приходят Бонапарты — сказал военный — да, было. И от кого исходило тогда, забыл? А теперь, выходит, упало снова, в подготовленную почву. У нас ведь ничего не делается просто так — культ Победы, празднование, даже парад теперь не Первомай а Девятое. Это ведь тоже на тот самый курс работает — ведь Советская Армия, что брала Берлин, это уже не РККА, в которой мы служили когда-то, не передовой вооруженный отряд мирового пролетариата, а официально уже, армия Советской державы. "За Веру, Царя, Отечество" — "За Родину, за Сталина, за КПСС". И даже тут — Держава и Идея поменялись местами. Но если Победа — то значит, и новый курс верен? За Робеспьерами приходят Бонапарты — и знаешь, на мой взгляд, самое подлое, что там, у французов, контрреволюции не было. А когда Бонапарт провозгласил себя императором Наполеоном, никого ведь из его прежних сподвижников назад в простонародье не выпихнули — и все они с радостью стали графьями и баронами, забыв про свое прежнее "либертэ, франшитэ, эгалитэ". Так же как и народ — что тогда было аналогом собственных дач и машин? Забыли лишь Революцию — но нам-то какое дело, мы ведь уже выбились наверх, из грязи в князи?
— Андрюха, вот не пойму, ты на что намекаешь? — спросил штатский — ну да, слышал я уже тут, по углам, "Красная империя", от отдельных товарищей. А геноссе-камрады и Самого не стесняясь, Красным Кайзером зовут. И что — думаешь, он решит себя и в монархи?
— Он, нет! — усмехнулся военный — хотя, положа руку на сердце, вот если бы решился, многие бы выступили против? Но раз он этого не сделал — хотя, тут уж прости, но моя циничная натура говорит, сам он и так по факту имеет все, но вот стоящего наследника у него нет, чтоб династию создать, и зачем тогда корона? Проще уж, как Петру Первому, в завещании, "отдать все", кому? А вот тут перспективы рисуются самые тревожные… Если названные выше товарищи пришли из будущего, то какой у них строй? Ведь и монархисты могут быть патриотами, что мы и видели после Победы, уж если сам Деникин пенсионером в Крыму доживал, милостливо прощенный. В сорок третьем тут в Москве дело "Януса" было, ты должен знать. Был товарищ с явными заслугами в Гражданскую, которого сам Дзержинский именным оружием наградил — по биографии, из крестьян Виленской губернии, что под поляками, сам из германского плена вернулся в восемнадцатом, в РККА с того же года, затем в ЧК и ГПУ, контру давил старательно и с умом, дело свое делал хорошо, высоко не лез, в игры не встревал, оттого даже тридцать седьмой не только пережил без вопросов, но даже и взлетел выше, на освободившееся место. А оказался, как разоблачили, кадровым офицером германского Генштаба, засланным с дальним прицелом, чистокровным немцем фон каким-то. Хотя напомню и повторю, в Гражданскую и после нам несомненную пользу принес — ну кто ему беляки?
— Ох, Андрюха, чую, втягиваешь ты меня… Вот не был бы ты моим дружбаном с тех времен…
— То арестовал бы меня по обвинению в заговоре. Сам-то ты веришь, что я был и остаюсь истинным коммунистом?
— Вообще, про твою "гибель" под Теруэлем тогда тоже всякое говорили. Тела не нашли — без вести пропал.
— Ну, было бы странно, если бы я в прежней ипостаси объявился в некоей стране за океаном? А так, "товарищ Пабло" геройски погиб, ну а некий мистер, севший на пароход в Лиссабоне через два месяца, это совсем другое лицо. Мне тебе рассказывать, как делается такое и зачем?
— Но все же… Знаешь, Андрюха, лучше про такое вслух не говорить.
— А придется. "Если ты не хочешь заниматься политикой — то политика займется тобой". Если я вдруг окажусь прав — что тогда?
— Ну а от меня-то ты что хочешь? Информацию я тебе уже дал. Кстати, мне уже скоро надо исчезнуть отсюда.
— Бойся данайцев дары приносящих. А еще, вспомни про бесплатный сыр, что лишь в мышеловке бывает. Товарищ Сталин не вечен — ты рожу не криви, понимаешь ведь, что бессмертием наша наука еще не овладела, а он с какого года, восемьсот семьдесят девятого? И когда ему срок настанет, кто на его место придет и куда поведет — а вдруг одними погонами не ограничится? Мне, как истинному коммунисту, не все равно! А если решат, что и заводы в собственность, и землю с крестьянами, "ради исторических традиций"? Или все же к ленинским нормам вернемся и с заданного Ильичем курса не сойдем.
— Ты ж понимаешь, решаем не мы. Не я. И не ты. У нас звездочек на погонах не хватает.
— Так я ж не предлагаю тебе ничего такого. А просто, чтоб ты подумал. Когда Сам займет место в Мавзолее, на чьей ты будешь стороне? А пока, мне нужна информация про "данайцев". Особенно — что касается их политического курса.
— Только
— В двадцатом на польском фронте ты был смелее. Ладно уж. Возможно, за сведениями приду не я. Тебе скажут — от Странника. Значит, это один из нас.
— Так у вас уже и Организация есть? Ну, Андрюх, ты меня прямо в заговор втягиваешь!
— Я Странник, братишка, а не… Нет уже того шебутного хлопца в буденовке и с шашкой наголо, усек? И про товарища Пабло забудь. Коммунист я, был им и остаюсь. Всяко побольше, чем иные, кто о Красной Империи мечтают!
Куба, Гавана. 8 августа 1953.
Отчего этот райский остров, еще не штат США?
Этот вопрос был поставлен шестьдесят лет назад — когда Куба, последняя из колоний Испании в Новом свете, встала на путь свободы и демократии. Носителями которой выступили вовсе не забитые крестьяне с сахарных плантаций и заводов, а гринго с севера — владельцы этих плантаций и заводов. Испанские власти посмели задать этим достойным джентльменам постыдный вопрос, отчего они, ведя свой бизнес на территории под испанской юрисдикцией, не желают платить налоги в испанскую казну, как это делают законопослушные испанские плантаторы? Причем гринго обнаглели настолько, что содержат вооруженные наемные банды из всякого сброда, именуемые "охраной" — которая не только бьет лентяев, не желающих работать, и убивает смутьянов, призывающих к неповиновению, но и встречает пулями испанских полицейских и сборщиков налогов. Имейте совесть, джентльмены — Куба пока еще не штат США!
— Не штат США? — ответили гринго — окей, сейчас мы это исправим.
И взорвался на рейде Гаваны американский броненосец "Мэн", как было тут же заявлено в Вашингтоне, от испанской торпеды. Правда, когда спустя много времени до корабля добрались водолазы, то оказалось, что листы обшивки у пробоины в корпусе загнуты наружу, из чего следует, что взрыв был внутренним — ну значит, подлые испанцы как-то сумели подложить бомбу в пороховой погреб, и вообще, это уже история, ведь Куба давно стала свободной? Но не штатом США — ведь тогда хозяевам плантаций пришлось бы платить налог уже в американскую казну, а правительству США нести какие-то обязательства перед населением. Бесспорно, Соединенные Штаты были тогда самой передовой страной — до европейцев лишь через полвека дойдет, что чем нести все издержки по содержанию колонии, лучше взвалить их на местную суверенную власть, оставив себе одну доходную часть бюджета, недаром же "Юнайдед Фрут" в разговоре зовут "министерством колоний США". И зачем нам выступать кровавыми палачами, отрубленные руки черных детей, как делали бельгийцы в Конго, это слишком дурно пахнет. США же всегда были оплотом свободы — для святого дела революции найдутся идеалисты вроде Хосе Марти (кому сейчас памятник в Гаване стоит, мертвый он уже не опасен), и пожалуйста не надо писать в анналы, что большую часть работы сделали уже упомянутые банды "охраны плантаций", вмиг перекрасившиеся в "кубинских повстанцев", пусть электорат верит в легенду о славной национальной революции (которую вполне назвали бы "оранжевой", случись она столетием позже). Ну а что при суверенитете творит с народом местная "горилла", за то мы не отвечаем. "Сукин сын — зато наш сукин сын, благодаря которому у каждой американской семьи на столе дешевые бананы (или иной фрукт). И господь затем и сотворил границы, чтобы мы не страдали от бедствий по ту сторону". Ну а что горилла, как бы ее ни звали, твердо знает, кто ее хозяин, и чью руку дозволено лишь лизать, но не кусать — это навсегда останется между нами.
Старая Гавана еще помнила прежние колониальные времена — дома в староиспанском стиле на бульваре Прадо, городская Ратуша, старинный католический собор, крепость Ла-Реаль-Фуэрса, монастырь Санта-Клара. Но вставали уже кварталы современных высотных отелей (пожалуй, их и небоскребами можно назвать). Так как Куба приобрела у богатых американцев огромную популярность во времена "сухого закона", всего полсотни миль от Флориды, и полная свобода, пей и гуляй. Богатым гринго было совершенно не вместно надираться до усрачки в портовых кабаках, и очень быстро появилось все необходимое для райской жизни — отели, бордели, казино, рестораны, кинотеатры, а также магазины, ателье, больницы, автомастерские — абсолютно все, что может потребоваться небедному американскому туристу. Даже если он не миллионер — приехать сюда на уик-энд было вполне доступно и среднему классу.
Кто был владельцем этого богатства, кто имел с него доход — ну конечно, не кубинцы. А очень серьезные люди из Штатов — и не только те, чьи конторы на Уолл-Стрит. Подобно тому, как "сухой закон" и контрабанда спиртного дали гигантский толчок развитию американской мафии, так и гостиничное дело на Кубе показалось лакомым куском для тех из "донов", кто поверил в "американскую мечту". Впрочем, "не спрашивайте, как я заработал свой первый миллион" — отцы-основатели финансовых империй, вроде Моргана и Рокфеллера, в начале своего пути расправлялись с конкурентами совершенно в духе незабвенного Аль Капоне, не прибегая к помощи судов и адвокатов, а в другой совсем стране в девяностые будут говорить, "лох тот бандит кто не хотел бы стать бизнесменом". Оттого, на дне бухты Гаваны лежали трупы, обутые в цемент, и стреляли иногда на бульваре Прадо, как в Чикаго — но к началу пятидесятых все было уже обговорено, поделено, и устоялось, каждая из сторон знала, что нарушать договор выйдет себе дороже. Ну а кубинцы должны быть благодарны — из кого гринго набирали персонал, не из Штатов же везти? И по числу качественных автомобильных дорог и выработке электричества (что на душу населения, что на единицу территории) Куба сравнялась с Европой — правда, кубинской провинции, куда туристы не заглядывали, это не коснулось совершенно, ну так народ там жил так уже сотни лет, и не роптал.