Красные нити
Шрифт:
— Конечно. — разрешила я с доброй улыбкой.
Парень осторожно взял щенка к себе на колени. Ласково погладил. Я с умилением наблюдала, как рыженький кроха приветливо замахал хвостиком, заглядывая в глаза Брониславу.
— Это твой щенок?
— Нет. — я покачала головой. — Мы… Мы хотели пристроить его.
— То есть подбрасывали людям на пороги? — усмехнулась Бронислав.
Я лишь пожала плечами.
— Они же не виноваты, что родились на улице…
— Вы дали ему имя?
— Эм… Нет. — промямлила я.
— Это
— Викингом? Почему именно Викингом?
— Не знаю. — пожал плечами Бронислав. — Мне нравится.
— Он же совсем не воинственный. — засмеялась я.
— Ну, это мы ещё посмотрим. — Бронислав взял малыша за лапку и потряс. — Да, здоровяк?
Я тихо засмеялась.
Тут рядом с нами прозвучали чьи-то шаги. Мы не сговариваясь отвели взгляды. К нам подошла медсестра в синей медицинской пижаме. Вид у неё был опечаленный. Она плотно сжимала губы, и подошла к нам явно без особого желания.
У меня камнем упало сердце.
— Извините, — произнесла девушка, — это же вы привезли ту женщину?
— Да. — сухо и очень сдержанно ответил Бронислав. — Что с ней?
— Она умерла… — медсестра подняла в руках какой-то пакет с объемистой коробкой. — Мне очень жаль.
— Нет, — хмыкнул Бронислав. — Если бы вам было жаль каждого, кого вы не сумели спасти, вы бы не смогли здесь работать. Что это за пакет?
Сотрудница больницы в растерянности, приоткрыв рот, обескураженно уставилась на парня. Я тоже пребывала в шокированном смятении. Но в то же время, до противного рациональный рассудок шепнул, что вообще-то Бронислав скорее всего прав в своем грубом высказывании.
— Что в пакете? — повторил Бронислав голосом, которым обычно разговаривают с маленькими детьми, или умственно отсталыми.
Медсестра опомнилась, прокашлялась, опустила взгляд на пакет.
— М-м… Это подарок… Та женщина… Валентина… Она… Она просила, чтобы вы передали… передали это её дочери.
— Боюсь у меня нет на это времени. — Бронислав встал со стула, и застегнул свою куртку.
— Вы… Но… — медсестра пребывала в совершенном непонимании.
Видимо она не привыкла к такой реакции. К слезам, к крикам, к истерикам. Ко всем, чем обычно люди реагируют на самые страшные известия. Но только не к такому… холодному, циничному, и пренебрежительному отношению.
— Вы что даже не спросить от чего она умерла? — вслед Брониславу громко спросил медсестра.
Сидящие в холле другие люди с интересом оглянулись Бронислава и медсестру.
— Мне всё равно. — пожал плечами Бронислав. — Пока, Вероника.
Он направился к выходу, сопровождаемый изучающими и любопытными взглядами посетителей больницы и медперсонала.
— Ничего не понимаю… — проговорила растерянная медсестра, и посмотрела на меня.
— Я… — я почувствовал, как у меня начало першить в горле. — Я передам…
— Спасибо. — медсестра вручила мне пакет с коробкой. — Её дочь зовут Радой. Рада… Любинская. Приют «Зеленая колыбель».
— Подождите… — попросила я, доставая телефон.
Я забила все услышанное в смартфон, чтобы не забыть. Пальцы рук похолодели. Высасывающая гнетущая пустота стремительно расползалась в груди.
— Ладно… Вот пакет. — медсестра поставила пакет на стул рядом со мной. — А мне пора…
— Постойте! — воскликнула я, и поднялась с сидений.
Я сделала несколько шагов вслед за медсестрой.
— Да? — девушка обернулась.
— Вы не сказали…
— Что?
— Как?..
Врач одарила меня продолжительным, усталым взглядом.
— Опухоль матки, разрыв, и кровотечение. Она была не жилец. Извините.
— Подождите, а ребенок?
— Родился мёртвым. — нетерпеливо и раздраженно ответила девушка. — Всё, извините. Меня ждут другие пациенты!
Она ушла вперёд, гулко стуча каблуками по полу. Я замерев смотрела ей вслед. Я вспоминала, как женщина в машине с благодарностью сжимала мою руку…
Я тяжело сглотнула, и шумно всхлипнула.
Ну, почему? Почему так происходит? Почему… почему всё должно происходить именно так? Почему матери умирают вместе с детьми? Как… и… Почему?!
Я вздохнула. Сама не своя, пребывая в удрученном замешательстве, я села обратно на сидения.
С Мироном всё оказалось в порядке. Он показал мне перебинтованную руку, и сообщил, что порезы у него на руке на такие уж и глубокие. И к следующему баскетбольному матчу у него всё заживёт.
Надо ли говорить, что со всеми выше описанными событиями, я совершенно забыла о времени. И конечно же явилась домой намного позже оговоренного с дядей Сигизмундов времени.
И вот уже минут десять мы с Мироном стояли неподалеку от ворот мастерской, обсуждая сегодняшний вечер.
— Как твоя рука? — в который раз спросила я.
— Нормально. — терпеливо ответил Мирон.
Зубатый прекрасно видел, что я нервничаю, мнусь и нерешительно топчусь на месте. При этом я все время пугливо поглядывала в сторону ворот авто сервиса с нарисованным ночным городом.
Мирон обнял меня, я с готовностью припала к нему.
— Хочешь, я пойду с тобой? — предложил Мирон.
— Да нет, — я отстранилась от него, и, нахмурившись замотала головой. — Нет, не нужно…
— Я могу сказать твоему дяде, что это я во всем виноват. — явно храбрясь, продолжил Мирон.
Я взглянула на него снизу-вверх. Парень тоже опустил меня взгляд. Наши губы соприкоснулись в неловком, коротком, но нежном поцелуе.
— Мне пора. — шепнула я, и направилась к воротам мастерской.
По дороге я ещё несколько раз оглянулась. Мирон стоял посреди улицы, глядя мне вслед. Он так и не шелохнулся, пока я не подошла к воротам, и вошла внутрь.