Красный циркуляр
Шрифт:
Но вот только «прочих равных» не было.
До кризиса олигархи, которые владели контрольными пакетами акций этих компаний, по большей части старались вести себя более-менее справедливо по отношению к владельцам небольших пакетов акций. Почему? Да просто им хотелось получать так называемые «легкие деньги» с Уолл-стрит. В то время западные инвестиционные банкиры говорили им: «Мы поможем вам с деньгами, но не обижайте своих акционеров». Вот они их и не трогали.
Такая договоренность хорошо работала до дефолта и в какой-то степени держала олигархов в узде. Но после краха иностранные банкиры, которые так или иначе занимались российскими компаниями,
Девальвация открыла олигархам доступ к сказочной прибыли, а сдерживающие факторы исчезли. Теперь ничто не мешало им воровать с размахом. Действительно, зачем делиться прибылью с мелкими акционерами? Разве они это заслужили? Нет, конечно. От них ведь одни проблемы и никакой пользы.
Тормоза слетели, и олигархи пустились во все тяжкие. Началась оргия воровства, в дело шли любые средства. При полной атрофии правоохранительной системы изобретательность олигархов не знала границ: вывод активов, размывание долей собственности, трансфертное ценообразование, откровенное воровство денежных потоков компаний — далеко не полный репертуар.
Этой серьезной проблемой были озабочены практически все предприниматели в России. Но кроме меня в Москве, пожалуй, не находилось настолько безрассудных людей, чтобы открыто говорить о злоупотреблениях олигархов. Я заработал репутацию, выиграв борьбу за «Сиданко», и в начале января 2000 года меня пригласила выступить Американская торговая палата в Москве. Тема выступления — борьба с нарушениями принципов корпоративного управления.
В качестве практического примера я решил взять нефтяную компанию «ЮКОС». Можно было выбрать любую российскую компанию, но «ЮКОС» был характерным образцом из-за большого количества скандалов с миноритарными акционерами. Я аллегорически назвал свой доклад «Вооруженные силы корпоративных злоупотреблений», имея в виду различные способы ущемить права мелких акционеров и инвесторов. Так, «армия» символизировала трансфертное ценообразование, «флот» — вывод активов, а «морская пехота» — размывание акционерного капитала.
Мероприятие было запланировано на восемь утра. Когда снежным январским утром в половине седьмого зазвонил будильник, я с трудом заставил себя выбраться из постели. За окном было темно, минус двадцать градусов, улицы запорошены снегом. Российская фондовая биржа открывалась только в одиннадцать, я приходил в офис как раз к открытию торгов и поэтому не имел привычки вставать рано. Да и кто в заваленной снегом Москве пойдет слушать какое-то выступление в такую рань? Если б не выступать, я бы и сам не пошел.
Без четверти восемь за мной заехал Алексей. До Американской торговой палаты было рукой подать. По прибытии я с удивлением обнаружил, что зал заседаний полон. Я вошел и слился с толпой мужчин среднего возраста в серых костюмах. В этой однородной массе невозможно было не заметить красивую молодую женщину в красно-оранжевом платье. Ее волосы были собраны в тугой пучок, как у балерин. Неожиданно я почувствовал, что не зря встал в такую рань. Мне нужно было пробираться к трибуне, но ноги не слушались и сами несли меня к незнакомке.
Подойдя ближе, я протянул руку:
— Здравствуйте, меня зовут Билл Браудер.
Ее прохладная ладонь ответила твердым рукопожатием.
— Елена Молокова, — ответила она официально-деловым тоном.
— Что привело вас сюда в столь ранний час?
— Я интересуюсь инвестиционным климатом в России.
Я вручил ей визитку. Она неохотно открыла сумочку и протянула в ответ свою. Взглянув на карточку, я понял, что Елена Молокова работает в американской пиар-фирме, которая консультирует Михаила Ходорковского, председателя правления «ЮКОСа». Все сходилось. Я собирался пропесочить их крупнейшего клиента, и они прислали своего человека оценить ущерб.
— Так вы интересуетесь инвестиционным климатом? — Мой голос явно выдавал удивление.
— Разумеется, мы им интересуемся, господин Браудер, — бескомпромиссно ответила она.
— В таком случае, рад, что вы пришли.
Я двинулся дальше, но незнакомое ощущение не покидало меня и словно магнитом тянуло обратно. Мне показалось, что между нами проскочила искра. Несмотря на раннее и темное утро, я чувствовал огромный заряд бодрости и выступил на высоте. Я говорил с утроенной энергией, прибегал к метким сравнениям, описывая драматические события, происходящие с миноритариями. Публика хорошо приняла выступление. Но на Елену оно, похоже, не произвело особого впечатления. Я бросал взгляды в ее сторону чаще, чем следовало, но она не меняла выражения лица — профессиональная строгость без тени улыбки. Мне очень хотелось поговорить с ней после выступления, но меня так плотно обступили слушатели, что я лишь краем глаза заметил, как удаляется из зала и моей жизни яркое платье.
К счастью, у меня осталась ее визитка. Она чуть дыру не прожгла в кармане. Мне очень хотелось сразу же из офиса позвонить Елене, но, даже взяв себя в руки, я продержался только час. Я чувствовал себя словно школьник — как бы так пригласить девчонку на свидание и не выглядеть при этом чересчур назойливым.
Она взяла трубку с седьмого гудка и, казалось, не горела желанием вновь меня услышать. Но все же приняла приглашение на обед, хоть и дав понять, что он будет исключительно деловым. Ну и ладно, надо же с чего-то начинать.
Мы встретились через неделю в «Скандинавии» — шведском ресторане на Тверской, неподалеку от Пушкинской площади. Вначале мы чувствовали некоторую неловкость, ведь ничего не знали о планах собеседника. Елена, наверное, думала, что я хочу поговорить о российском бизнесе, «ЮКОСе» и корпоративном управлении, поэтому удивилась, когда я начал задавать личные вопросы — впрочем, она их искусно обходила. К середине обеда мы оба поняли, что находимся на разных волнах. Несмотря на это, моя настойчивость принесла пусть небольшие, но плоды. Елена оставалась загадкой, однако за время беседы я убедился, что она не только красива, но и очень умна. Елена с отличием закончила МГУ и защитила сразу две кандидатские диссертации: по экономике и политологии. А факт работы на оппонента делал ее чертовски привлекательной в моих глазах, еще больше, чем при первом знакомстве.
Так или иначе, я был обязан найти подход к этой женщине.
Будь она другой, все выглядело бы просто. В Москве иностранцы, особенно состоятельные, находились в положении топ-моделей. Некоторые девушки были готовы броситься в ваши объятия (и даже в постель) чуть ли не при первой встрече. Не приходилось ни ухаживать, ни манить интересными разговорами: достаточно сказать «привет», как вас тут же обвивала какая-нибудь стройная девица с идеальными губками и томным взглядом, пока вы спешно думали, где здесь ближайшая кровать или отдельный номер.