Красный галстук (Поэма о Коле)
Шрифт:
Навесной росой затянут,
Мальчуган дрожал, как заяц.
– Я боюсь их... Бить ведь станут,-
Повторял он, озираясь.
– Кто? Куда рукой-то кажешь?
Назови хоть для примера!
– Побожись, что не расскажешь!
– Верь мне, слово пионера!
Петька тут же напрямую
Однокашнику поведал,
Как он тайну воровскую
Непредвиденно разведал:
–
Прогнала меня за братом.
Позови, дескать старшого
Да вертай скорей обратно.
Ну, прибёг я... Дверь запёрта.
Неспроста, видать, засели!
Раз изюм такого сорта,
Я, конечно, ухо – к щели.
Чуял плохо, врать не стану,
Но запомнил в темноте я,
Как сказал всурьёз Ивану
Голос дяденьки Фотея:
«Спрячем хлеб с телегой вместе
В Коробейниковой чаще,
В этом, мол, треклятом месте
Вить верёвки подходяще.
Ночью двинешь до Кургана,
Темнота, мол, не глазаста,
А в Кургане утром рано
На базар свезешь – и баста».
Только я оставил щёлку,
Отвернулся, оторвался,
А Фотей меня за холку
Цап-царап: «Откуда взялся?!
Слушал, пёс, что мы решали?
Отвечай!» Я испужался,
Отпираться стал вначале;
А потом во всём признался.
Ой, в какую влез я клетку!
Никудышный случай вышел!..
Но запуганного Петьку
Николай уже не слышал.
Он в одно мгновенье ока
Стригуном сорвался с места.
Ох, далёко, ох, далёко
Коробейниковый лес-то!
Мимо спящих вётел! Мимо
Сонной мельницы соловой!
Напрямки, неудержимо!
Мимо смётанной соломы!
Мимо просеки у лога!
Мимо лапчатых развилин,
Где – ни мало и ни много,-
Говорят, гнездится филин!
Мимо ельчатого вала,
Где стволы переплелися,
Где – ни много и ни мало,-
Слышал Коля, рыщут рыси!
Слева – яма, топь – направо,
Прямо – заваль сухостоя.
Кто торчит там? Пень трухлявый.
Сходство с пугалом простое!
Кто кричит? Ночная птица.
Сердце бьётся чаще, чаще...
Только бы не заблудиться
В Коробейниковой чаще!
Вот и царство нежилое –
Запустелая гнилушка,
Коробейникова, в хвое
Утонувшая избушка.
Глухо. Боязно. Дремуче.
Хоть чуть-чуть, хоть на немножко
Посвети, луна, сквозь тучи,
Разыщи во мгле окошко!
Так и есть! В немом овражке,
Недалече от полянки,
Ванька Вахрушев в фуражке
И Фотей Сычёв в ушанке.
Запыхавшись, как с разбегу,
Плотной, грузной вереницей
Ловко ставят на телегу
Под брезент мешки с пшеницей.
Всё понятно! Всё понятно!
То, что мнилось, наверх всплыло.
Поскорей теперь обратно
Возвращаться надо было.
По горбам слепой дороги,
По колючкам, без настила
Донесли бы только ноги,
Силы только бы хватило!
Снова заволочь паучья,
Снова пень трухлявый, снова
Ямы, топи, корни, сучья,
Лог у просеки сосновой.
Вот и дремлющие вётлы,
Вот и сходни полосаты,
Вот и щучья заводь, вот и
Гумна, крыши, палисады.
Блещет, словно в ставню впаян,
Фитилёк ночного света.
А у лампы сам хозяин –
Председатель сельсовета.
Он сложил газету вдвое:
Спать ложиться не пора ли?
– Дядя Мыльников! Худое...
Наш колхозный хлеб украли!
Председатель, будто в нору,
Глянул в фортку: - Что такое?!
Вот сопляк! Об эту пору
Не даёт людям покоя!
– Хлеб уже в лесу... Далёко!
Я же вправду говорю вам!..
– Что ты долбишь, как сорока
По порожней кринке клювом!
Ты скажи ладом... –
И Коля,
Второпях присев на кадку,
Картузок в руке мозоля,
Доложил всё по порядку.
Хрюкнул Мыльников, как порос,
Почесал скулу-щетину,
Растопырил локти порознь
И сказал, согласно чину:
– Слушай, парень, ты в уме ли?
Ври, да зря не завирайся.
Хоть всю ночь мели, Емеля,
Да в муке не зарывайся.
Допускать, пожалуй, нужно
Нарушенье общих правил...
Но я сам же после ужина
На току охрану ставил!
Страже с хлеба глаз не сводит,
А ты мелешь... Чушь какая!
Хлеб, по-твоему, выходит,
На хвостах дрозды таскают?
Ты давай... того, приятель,
Не сподобься вертопраху! –
Не поверил председатель
И захлопнул фортку с маху.
Потому ль, что в сладкой дрёме,
Потерял вожжу-мыслишку,
Оттого ль, что, кваса кроме