Красный
Шрифт:
Это было замечательное Рождество, пожалуй, самое замечательное со времен детства.
У них с Фридой все не ладилось расследование двух повешенных, оно шло как-то вязко, тягуче… Вангер терпеть не мог такого, он любил раскрывать все по свежим следам, понимая, что умный преступник, если ему дать время, успеет все спрятать, уничтожить, обдумать и даже создать себе алиби. Но на сей раз поделать ничего не мог. Его бесило приближение праздника, который отвлек людей от всего остального.
На
— На диване.
В декабре в Стокгольме темнеет рано, совсем рано, телевизор Даг нарочно не включал, чтобы не видеть развеселых счастливых лиц, твердо решив проспать весь праздник, а потому в квартире были тихо и темно.
Как обычно, когда можно спать, не спится, промучившись больше часа, Вангер встал и отправился к холодильнику за пивом. Звонок в такое время мог означать только очередное убийство, но лучше заниматься делом, чем маяться от сознания собственной ненужности. А еще мелькнула мысль, что если дело срочное, удастся вызвать на работу Фриду.
— Даг, у тебя гости?
Вангер откровенно изумился, услышав голос той, о которой подумал.
— Нет.
— Планы на вечер есть?
— Поваляться с пивом на диване.
— Запиши адрес, на сборы тебе час.
Он машинально записал продиктованный адрес:
— Что случилось и почему час?
В трубке смех:
— Это мой адрес, Даг, я приглашаю тебя… мы приглашаем тебя встретить Рождество с нами, если, конечно, ты не ждешь фею.
Ей пришлось повторить приглашение и адрес, потому что от изумления Даг плохо соображал…
Фрида представила его своей матери и младшей сестре, позвала всех в комнату. Квартира небольшая, но чистая и уютная. Однако Вангера поразило не это. Он буквально застыл перед мужским портретом, стоявшим на видном месте:
— Это?..
Фрида отозвалась глухим голосом:
— Да, Даг, это Свен Линнерхед, мой отец.
— Ты… почему ты мне не сказала?!
— Зачем? Или ты стал бы относиться ко мне хуже?
— Нет, что ты! Но я…
— Я знаю, все знаю, Даг. Я была такая, как сейчас вон Кристина, но все помню. А ты был так потрясен, что не заметил рыдающую девочку.
Вангер смотрел на портрет своего первого наставника Свена Линнерхеда, который погиб, когда они расследовали
— А почему фамилия…
— У меня мамина.
И все-таки, Рождество получилось замечательным. Мать Фриды заявила:
— Даг, мы принимаем вас в свою семью, если вы, конечно, не против. Будете моим названным сыном.
У Вангера мелькнула мысль: лучше бы зятем, но задавил эту крамольную мыслишку на корню.
— Я сделаю для вашей семьи все, что только смогу.
— Ну, вот и славно, хотя, помощь, в общем-то, не нужна, у меня боевые девочки.
— Даг, я надеюсь, это не изменит наши отношения на работе?
— Если ты обещаешь и впредь приносить мне семлы…
— И не только. Ты не знаешь, какие пироги я пеку!
— Как я могу знать, если не пробовал?
— Тогда за стол!
Я лежала, прикрыв глаза, и вспоминала, что произошло, вернее, пыталась это сделать, потому что кроме страха и боли был только полумрак и полные провалы в памяти. А разобраться нужно, Ларс прав. Только вот хочет ли он, чтобы я действительно вспомнила? Решено: даже если вспомню, то ему ни за что не скажу об этом. Даже если будет смотреть своими серыми глазищами прямо в душу, не скажу!
И прекрасно понимала, что если действительно посмотрит или поцелует, то выложу, как на духу и позволю укокошить себя окончательно. Мелькнула дурацкая мысль: пусть, пусть даже убьет, только бы не бросал!
Обругав себя дурой, я принялась последовательно вспоминать события этого странного вечера.
Еще при Анне у меня закружилась голова, но когда та подозрительно поинтересовалась, не беременна ли я, пришлось сделать вид, что все в порядке. Потом все провалилось в туман. Анна ушла… Я провожала ее до двери? Не помню…
А потом? Очнулась в больнице.
Нет, не так.
Сквозь полубессознательное состояние я чувствовала, что меня связывают, чувствовала боль в вывернутых суставах, и от этого теряла сознание окончательно. Но я слышала, как ругается Ларс… да, мелькнула мысль, что он разрезает веревки ножом… Какими-то отдельными вспышками сквозь мрак прорывались голоса… Надо постараться вспомнить, что это были за голоса, а еще лучше вспомнить, что именно произносили.
Медсестра, которую ко мне приставили в качестве то ли охраны, то ли сторожа, устроилась в кресле и взялась за толстенную книгу. Чуть приоткрыв глаза, я видела, что она углубилась в чтение. Это хорошо, не будет мешать думать.