Красотки кабаре
Шрифт:
– Вы очень любезны, – нетерпеливо отозвалась Эмилия, – но садитесь же, садитесь.
– Вы что-нибудь хотите? – спросил Вульф, оглядываясь и делая знак кельнеру.
– Нет. Впрочем, кофе.
– Два кофе, пожалуйста.
Наэлектризованная атмосфера свидания, аромат женских духов, таинственный блеск глаз из-под вуали, легкий шелест платья, трепет изящных пальцев, затянутых белой лайковой перчаткой, – все это порождало в нем томительное волнение, теплой волной подступавшее к горлу. «Если это не влюбленность, то что же?» – подумал про себя Вульф.
– Вы, наконец, готовы меня выслушать?
– Разумеется. Появились какие-нибудь известия о вашей подруге?
Этот,
– Берта мертва. – Голос фрейлейн Лукач прозвучал глухо и тихо. – Точнее сказать, убита.
Вульф молчал, лихорадочно соображая, как реагировать на это известие, поскольку выражать сочувствие в случае убийства вряд ли уместно…
– Что же вы молчите?
– Когда вы об этом узнали?
– Вчера. Дело в том, что два дня назад я получила от нее письмо, в котором она просила меня срочно приехать… Там не было никаких объяснений ее исчезновения, Берта лишь писала о том, что совсем запуталась, ее жизни угрожает опасность и она надеется на мою помощь.
– А куда она просила вас приехать?
– В Кальтенбрюндльберг. Это небольшой городок в получасе езды от Вены.
– И что же дальше?
– Вчера утром я отправилась туда. Гостиница называлась «Майстринг» и находилась в нижней части городка – железная дорога разделяет его на верхнюю и нижнюю часть. Я приехала еще до полудня, поднялась к номеру Берты и постучала. Мне никто не открыл. Тогда я постучала еще раз, после чего решила повернуть дверную ручку. Дверь была не заперта, я вошла в номер… Ох, простите, это было так ужасно.
Эмилия попыталась сделать глоток, но кофейная чашка столь сильно дрожала в ее руке, что Вульф посчитал возможным вмешаться – он аккуратно вынул чашку из тонких пальцев взволнованной женщины и поставил ее обратно на блюдце.
– Сначала я подумала, что Берта просто спит, – она лежала на кровати, лицом к окну. Ставни были опущены, поэтому в комнате было довольно темно. Меня сразу же удивило, что Берта спит не раздеваясь. Я окликнула ее – она молчала. Во всей ее позе была какая-то неестественная неподвижность… Тогда я подошла к кровати и… Она была задушена собственным чулком! Вы представляете мое состояние?
– Да, конечно, – осторожно отозвался Вульф, опасаясь слез и истерики. В кафе уже было полно народу – то и дело звенел никелированный кассовый аппарат, суетились проворные кельнеры, разнося газеты, кофе и пиво, а четыре торговца, заняв соседний столик, бурно дымили трубками и обсуждали виды на урожай. – Что случилось потом?
– Потом началось самое ужасное. – Эмилия содрогнулась. – Я повернулась к двери, хотела бежать, но тут в коридоре послышались чьи-то шаги. Я испугалась до безумия и попыталась спрятаться. Это можно было сделать только в ванной комнате. Я метнулась туда, закрыла за собой задвижку и замерла, боясь даже дышать. Кто-то вошел… замер… и я услышала сдавленный стон. О, что это был за голос – страшный, невероятный! Стонал мужчина, даже не стонал, а как-то глухо ревел. Я так тряслась, что боялась от волнения потерять сознание. Он походил по комнате, а затем я услышала звук удаляющихся шагов. Выждав еще немного, я открыла задвижку и на цыпочках стала пробираться к двери. В один из моментов я случайно обернулась в сторону Берты… на ее шее уже не было чулка!
– Он забрал его с собой? – увлеченно переспросил Вульф.
– Наверное, но зачем? Я находилась уже совсем рядом с дверью, когда в коридоре опять… понимаете, на этот раз человек даже
– Успокойтесь. – И Вульф ласково погладил ее по руке. – Как жаль, что вы не взяли меня с собой!
– Я боялась скомпрометировать Берту.
– Итак, дверь открылась…
– Я стояла вжавшись в стену и даже закрыла глаза от страха. Прошло несколько секунд… или минут… не знаю. Но ничего не произошло – никто так и не появился. Дверь вдруг снова захлопнулась, и человек побежал обратно. Я открыла глаза и увидела у своих ног скомканный клочок бумаги. Ничего не соображая, я машинально подняла его, сунула в ридикюль и после этого наконец вышла в коридор. К моему счастью, там никого не было. Не помню уж, как я выбралась на улицу, – у меня мутилось в глазах, – помню только, что когда я оказалась на площади, то чуть не сбила мольберт художника, который рисовал гостиницу.
– Она настолько живописна?
– Не знаю… в тот момент мне было не до этого. Сначала я побежала в одну сторону, потом опомнилась, взяла фиакр и поехала на станцию. И там вдруг столкнулась с Фальвой! – Эмилия яростно блеснула глазами. – Этот негодяй повел себя невыносимо грубо и стал допрашивать меня, что я здесь делаю. Тут мне в голову закралось ужасное подозрение: а вдруг это он убил Берту? У меня началась истерика, я надавала ему пощечин, откуда-то появился полицейский… но я быстро села в отходивший поезд и поехала обратно в Вену.
– Это все? – осторожно поинтересовался Вульф.
– Да. – Эмилия не стала рассказывать о появлении лейтенанта Фихтера, чисто по-женски решив, что ее поклонникам следует поменьше знать друг о друге.
– А что это был за листок, который вы подобрали?
– Вот он, смотрите сами. Это описание совершенно чудовищной казни.
Вульф осторожно развернул бумагу – это была страница из какой-то книги. На полях ее имелись пометки, а сверху была сделана четкая надпись синими чернилами: «Вольные судьи».
«… Существует легенда, что один из способов предания смерти людей, осужденных „вольными судьями“, состоял в следующем: жертву приводили в подземелье и заставляли целовать гигантскую бронзовую статую Святой Девы. Когда осужденный подходил к статуе и касался ее, она раскрывалась надвое. И внутренность статуи, и ее дверцы были утыканы острыми длинными гвоздями и заостренными клинками, причем на каждой дверце, на высоте человеческой головы, имелось по одному гвоздю, длиннее всех остальных. Посредством тайного механизма жертва втягивалась внутрь, и дверцы затворялись. При этом самые длинные гвозди выкалывали человеку глаза, а остальные вонзались в тело. Через полминуты пол статуи разверзался, и несчастный проваливался вниз, где находились шесть больших деревянных валов, расположенных тремя парами, одна под другой. Валы были снабжены острыми клинками, причем расстояние между парой верхних параллельных валов было таково, что человеческое тело попадало как раз между ними. Средняя пара была сдвинута ближе, нижняя – совсем близко. Внизу слышался плеск воды. Изувеченная жертва с выколотыми глазами падала между верхней парой валов, которые разрезали ее своими ножами. Затем кровавое, трепещущее месиво пропускалось через две последующие пары валов. В конце этой чудовищной мясорубки человеческое тело превращалось в мелкие кровавые ошметки, которые падали в протекавший внизу ручей и уносились им прочь…»