«Краткость и талант». Альманах-2022
Шрифт:
Астронавигатор, застывший на пороге медотсека, болезненно вздрогнул, а Крис вместо ответа отвернулся и закрыл глаза. И ровная линия его сердцебиения на мониторе дала сбой. Почти отчаявшись, понимая, что уговоры ответственностью и давление на совесть не помогают, Ирина решила пойти ва-банк и, сама себе не веря, легонько поцеловала наглеца в уголок губ.
– Крис… Ну хотите, я скажу вам «да»?
Подлый капитанишка тут же повернулся обратно, приоткрыл левый глаз, сверкнув бесшабашной его синевой, потянулся закрепить успех и немедленно отозвался:
– И
– Только через мой труп, – выдохнула от облегчения Ирина прямо ему в лицо. Но не отстранилась. И спустя мгновение тут же взъерошилась. – Откуда в вас такая тяга к староанглийским именам? Может, подберете что-то более универсальное? Ник, например, Женя, то есть Джек, Виктор…
– Виктор подойдет, здесь я вам уступлю.
Ирина возмущенно стукнула капитана по плечу, а Крис болезненно поморщился, пытаясь вновь не потерять сознание, но постаравшись удержать на лице подобие улыбки. Упускать выбитое потом и кровью в буквальном смысле согласие он не собирался.
– Айрин, я вам говорил, что вы великолепны в гневе? Тогда, может, внука?
– Да сколько уже раз говорил, я со счету сбилась. Вот что с тобой будешь делать… Хорошо, – махнула рукой Ира и потянулась за вторым поцелуем, думая о том, что даже до начала работы над сыном капитану еще надо выздороветь и через половину Галактики «Андер» в целости и сохранности довести, а от внуков, глядишь, она и отвертится как-нибудь.
Елена Чара Янова
Сто слов до смерти
Шаман дикого племени с боевой раскраской на лице и татуировками на обнаженной груди, выступил из толпы туземцев и воинственно потряс над головой дубиной. Молодой торговец побледнел, отступил на три шага и обернулся к умудренному опытом компаньону.
– Чего хотят эти сволочи, Джек?
– Ничего, – усмехнулся Джек, поглаживая черную бороду. – Они так здороваются.
– Ненормальные… А почему нельзя просто сказать «Привет!»
– Потому, Томми, что шаман не торопится умирать.
– Он что же, от вежливости окочурится? – Томми злобно сплюнул на песок, и набежавшая волна тут же смыла невольное подтверждение его агрессии.
– Он окочурится от любого слова – хоть вежливого, хоть матерного, – Джек снял шляпу и вытер вспотевший лоб рукавом льняной рубахи. – Даже если скажет: «жарко…», не успеет добавить «…как в аду», хотя на этом троклятом острове всегда такое троклятое пекло. Сдохнет после первого слова.
– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил Томми.
– А ты на бусы его погляди. Первые пять рядов – по дюжине мелких черных камешков, потом три ряда по десять огненно-розовых ракушек, а в самом низу – жемчужины, – Джек ткнул пальцем, ничуть не смущаясь. – Сосчитай-ка их.
– Восемь… Нет, девять.
– Точно! Это значит, что шаман произнес за свою долгую жизнь ровно 99 слов. И первое же слово его следующей фразы станет последним.
Молодой
– Это как? Я, признаться, не соображу, что ты хочешь сказать, Джек. Первое, последнее… Ты, вообще, о чем?
– О словах, Томми, о чем же еще? На этом острове дикари верят, что за всю жизнь человек имеет право произнести лишь сотню слов, и сразу после этого добрые духи заберут его в заоблачный край, на вечное молчание. Но до тех пор, пока ты не сказал сотое слово, жизнь не закончится.
– Ха-ха-ха, они и вправду верят в подобную чушь?
– Еще как верят, – кивнул Джек. – И живут веками, осознавая ценность каждого сказанного слова. Не то что мы, балаболы, уже, небось, на три смертушки наговорили с тех пор, как причалили к берегу.
Смуглолицые воины племени смотрели на торговцев с далеких островов с плохо скрываемым раздражением, а юные туземцы и вовсе зыркали с ненавистью. Пожалуй, именно так смотрели бы страдающие от жажды на негодяев, льющих на песок чистую и прохладную воду из фляжки.
– Ты как будто восхищаешься этими мерзавцами, – насмешливо вскинул брови Томми. – Неужели и сам уверовал?
– Я верю только в золото, ром и гонорею, – засмеялся Джек. – Но дикари живут долго, очень долго, может быть из чистого упрямства, но факт есть факт. Шаману больше двухсот лет, из них последние сорок он молчит.
– Охренеть!
– Ты удивишься, но это слово чаще остальных венчает жизни людей, особенно когда они суют свой нос туда, куда их не просят. А у дикарей все наоборот, они дорожат словами и напоследок сберегают самые важные. Мне об этом рассказывал один профессор из Лондона. Он долго пробыл на этом острове, изучал культуру и религию племени.
– Джек, а не мог этот чертов англичанин обмануть тебя? – вкрадчивый голос Томми звучал раскатами грома в могильной тишине.
– Мог, конечно. Но я своими глазами видел, как в запрошлом году шамана укусила гадюка. И знаешь что? Он даже не почесался.
– Да ладно! Он выжил после укуса гадюки?
– Сам убедись, – Джек снова ткнул пальцем в почтенного туземца. – К тому же профессор не соврал насчет золота, которого у дикарей в избытке. Торговля с ними приносит выгоду, поскольку молчуны не торгуются и не клянут меня за драконовские цены. Так что давай-ка разгрузим лодку. Увидишь, еще до заката все наши товары раскупят и растащат по хижинам.
– Ты прав, Джек! Слова подождут, а дело прежде всего, – Томми засучил рукава и зашагал к лодке. – Но сорок лет молчать… Ты подумай…
Они час за часом распаковывали тюки, продавали чайники, сковородки, котелки, серпы и ножи – точнее, выменивали все это на золотые самородки. Дикари не умели обрабатывать железо, бронзу или медь, поскольку ничего подобного на острове не водилось. Золото здесь воспринимали как плевки злых духов и старались побыстрее избавиться от них, а потому очень радовались, что заезжие торговцы соглашались увозить эти бесформенные комочки на свои далекие острова.