Кража по высшему разряду
Шрифт:
Инна тащилась к первому вагону и проклинала про себя все того же Бурмистрова, автора множества благополучно лопнувших коммерческих проектов. Ему и в голову не пришло проводить ее до вагона, видно, испугался гнева очередной ревнивой любовницы, хотя на процент от будущего Инниного гонорара этот милый мерзавец рассчитывал всерьез…
Редкие зимние пассажиры поспешно нырнули в натопленное тепло вагона, и перрон окончательно опустел. До отправления поезда оставалось несколько минут. Инна устроилась у окна в пустом купе и раздвинула шторки. За черным проемом окна так же медленно падал снег, навевая
«Хорошо бы повезло! Тогда буду ехать одна до самого Питера», — с надеждой подумала Инна. Она расстегнула «молнию» на сапоге и потерла вмятину на лодыжке. Только сейчас заметила: к ночи ноги отекли и нестерпимо гудели. То же самое проделала с другой ногой, и жизнь показалась не такой невыносимой, как полчаса назад. Инна достала из сумочки пудреницу. Из зеркала на нее уставилось измученное лицо сорокалетней женщины. Под снежными хлопьями тушь и тени размазались вокруг глаз, придав взгляду мрачноватое безумие, румяна облетели, и лицо при тусклом свете лампочки под потолком стало серовато-белым, а густые и пышные волосы цвета спелой пшеницы, предмет ее особой гордости, намокнув под снегом, свисали вдоль щек жалкими сосульками.
— Ну, здравствуй, призрак «Красной стрелы», — сказала она себе с отвращением и принялась подновлять фасад.
Через пять минут из зеркала на нее взглянула все такая же измученная, но уже вполне привлекательная женщина. Густые, аккуратно уложенные пряди, беличий разрез фиалковых глаз, изящный, слегка покрасневший от обиды носик — может, и не королева красоты, и не юна давно, но вполне еще симпатичная женщина, трогательная в своей одинокой хрупкости и беззащитности.
Ободренная маленьким зеркалом, Инна закрыла дверь и встала с полки, чтобы без помех рассмотреть свое отражение в другом — большом. Что ж, и тут дела обстояли весьма неплохо. Изящная фигурка, тонкая талия, высокая, красивой формы грудь, округлые плечи. Легкий дорожный свитер, подобранный в тон фиалковым глазам, выгодно подчеркивал все достоинства ее фигуры. Жаль, длины зеркала не хватало, чтобы в нем полностью отразились стройные ноги, упакованные в узкие джинсы.
Покрутившись перед зеркалом еще немного, Инна плюхнулась на диван. Настроение явно улучшилось. И в ту же секунду поезд тронулся, медленно покатил вдоль перрона. Вскоре состав прибавил ход, и пассажирка, облегченно вздохнув, откинулась к стенке купе. Одна! Слава богу, одна! Напрасно красилась. Теперь-то уж точно никого нелегкая не принесет. «Красная стрела» мчит до Питера почти без остановок.
— Добрый вечер, мадам! — Дверь в купе открылась, и в проем просунулась крупная мужская голова в черной вязаной шапочке. — Разрешите войти? У меня в этом купе верхняя полка.
— Да, конечно, входите, пожалуйста. — Инна поспешно подвинулась, и в крошечное пространство купе ввалился здоровенный господин с миниатюрным, не по комплекции, чемоданчиком командированного в руках.
— Уф, едва не опоздал. На ходу вскочил в последний вагон и потом через весь поезд к вам пробирался.
Инна хмуро кивнула. Вот тебе, бабушка, и юркий пень! Размечталась, наивная дура, ехать всю дорогу в гордом одиночестве…
Внушительный тип, комплекцией похожий на боксера Николая Валуева, больно задел Инну плечом. И в купе, где только что было довольно просторно, стало не протолкнуться, как в метро в час пик.
— Владимир Ильич, — представился незнакомец, с любопытством скользнув взглядом по случайной попутчице.
Инна невольно улыбнулась:
— Лет пятнадцать назад вам, наверное, было непросто жить на свете с таким именем-отчеством?
— Справлялся, — просто объяснил попутчик, беззастенчиво разглядывая Инну. — К тому же и фамилия у меня, как назло, соответствующая — Ульянов. Во когда-то родители отчебучили! Потом оправдывались, говорили, что Володьки у нас всегда в роду были. Пришлось смириться, да и привык к шестнадцати годам. А вас, я извиняюсь, как зовут?
Инна автоматически поправила глубокий вырез кофточки, провела рукой по высохшим волосам и отодвинулась ближе к окну. М-да, только что она отправила оптимистическую эсэмэску подруге: «Мусик, еду в Питер, маньяков в купе нет, созвонимся во вторник».
«Погоди, еще не вечер», — пошутила Машка.
И вправду, маньяк тут как тут! Явился к ночи, не запылился, как им, маньякам, и положено. А вдруг это бывалый транспортный вор и аферист? Клофилин в чай, газ какой-нибудь усыпляющий, то-се… Обчистит. А потом надругается. В газетах о таких случаях чуть ли не каждый день пишут.
«Впрочем, я сама за хороший гонорар и не то напишу, — подумала она, усилием воли пытаясь включить вместо страха логику. — А с этим типом все-таки надо построже. В крайнем случае, попросить проводницу в другое купе перевести».
Инна потрогала нательный крестик и взглянула на попутчика как можно строже.
— Инна Павловна, — официально отрекомендовалась она надменным низким голосом и принялась демонстративно вглядываться в черноту окна. Огоньки пригорода летели сплошной светящейся полосой. Она упрямо молчала. Мол, представились — и хватит. Общей темы для разговора у нее с этим типом нет и быть не может.
Попутчик стащил с головы спортивную «мальчиковую» шапочку и, как смущенный подросток, взъерошил прилипшие темные волосы, слегка тронутые сединой. Его багровая физиономия, словно помидор-гигант утренней росой, была покрыта крупными капельками пота. Похоже, «маньяк» и вправду пробежался по вагонам. Похоже, охотник спешил к дичи!
Однако мужчина по-прежнему поглядывал на нее добродушно и даже как-то заискивающе. Сопя и кряхтя, Владимир Ильич принялся стаскивать куртку. Он резко приподнялся с сиденья, со всего маху стукнулся головой о верхнюю полку и снова сел.
— Е-мое, — застонал мужчина, потирая потную макушку. Габариты этого типа явно не вписывались в железнодорожные стандарты. Еще бы! Это какие должны быть вагоны, чтобы в них такие громилы могли развернуться! Рост под два метра, косая сажень в плечах… Длинные ноги мужчины упрямо не хотели помещаться в крошечном пространстве, и он протянул свои лапищи, обутые в щеголеватые ботинки с вытянутым мыском, через все купе. Они угрожающе легли наискосок, отрезав Инне путь к двери. Она как можно незаметнее пододвинула к себе дамскую сумочку, такую увесистую, что при желании ею можно было вывести из строя какого-нибудь средненького маньяка. Но такого бугая — вряд ли. Его хоть гирей по башке лупи — не вздрогнет.