Кречет. Книга III
Шрифт:
Темные глаза молодой женщины равнодушно скользнули по лицу Турнемина, потом она более внимательно оглядела его с ног до головы, словно богатый плантатор, собирающийся купить нового раба.
— Это правда, сударь, вы сгорали? — спросили ее красивые губы, на которых еще блестели капли вина. — Это интересно…
— Готов с вами согласиться, это действительно интересно. Да, я сгорал и сейчас горю, огонь страсти мучает меня, но, надеюсь, с вашей помощью мы его погасим.
Жюдит нахмурила брови, ей явно не понравился слишком фамильярный тон нового гостя.
— Что вы хотите сказать? —
— Ничего особенного, сударыня. Все очень просто, — ответил Жиль спокойно. — Вы очень красивы, — теперь уже его глаза заскользили по открытой груди и высокой шее молодой женщины, — а красота — это товар, и, как любой товар, она продается. Вы мне понравились, я вас хочу.
Назовите свою цену, и мы закончим ночь в вашей кровати.
Крик негодования был ответом на его дерзкие слова, хрустальный бокал выпал из руки Жюдит, она замахнулась на своего обидчика. Но Турнемин действовал быстрее, он перехватил ее руку.
— Ну-ну! Спокойно! В чем дело? — проворчал он. — При вашем ремесле нельзя быть такой щепетильной!
— Вы что, с ума сошли, Воган? — выпалил ошарашенный Поль-Джонс. — Вы, наверное, пьяны…
— Ничуть. Не понимаю, зачем столько выкрутасов, если хочешь провести ночь с
понравившейся тебе куртизанкой…
Жиль по-прежнему крепко держал Жюдит за руку, не давая ей вырваться, а она, корчась от ярости и боли, пыталась освободиться. Возмущенные гости окружили их.
— Сразу видно, сударь, что вы из страны дикарей! — воскликнул один из них, хватаясь за шпагу. — Вы, животное, отпустите женщину!
Но Турнемин не стал дожидаться, чтобы противник подошел к нему вплотную, он отступил к стене, одной рукой крепко прижимая к себе пленницу, другой обнажая шпагу.
— Ну-ка, господа! Кто хочет потребовать ее с оружием в руке? Кто хочет сразиться за шлюху?!
— Сипрен! Анатоль! — кричала Жюдит. — Освободите меня и выбросите этого негодяя на улицу. — На зов прибежали оба швейцара, а с ними и все встревоженные любители азарта. Молодой человек рассмеялся.
— Вот уж много шума из ничего, — сказал он. — Я в открытую заявил то, что каждый из вас думает про себя. — Успокойтесь сударыня, — прорычал он сквозь зубы, — не то я разорву ваше платье, и тогда все ваши гости увидят, за что они платят. Давайте, господа, подходите! Кто хочет попробовать моего клинка!
— Но, в конце концов, что вы намерены делать? — спросил у него один из присутствующих.
— Я хочу выманить из норы содержателя мадам, человека, оплачивающего всю эту роскошь.
Мне кажется, ему пора защищать свою собственность. Ни один дворянин не станет драться из-за потаскухи, и лишь тот, кто платит ей, может требовать у меня сатисфакции. Итак, где банкир Лаборд?
Из толпы, окружавшей Жиля и его жертву, отделился невысокий, смуглый человек, его нарядный, богатый костюм не скрывал большой физической силы.
— Господина Лаборда здесь нет, — сказал он с итальянским акцентом, — но, впрочем, есть господин Керноа…
— Как, господин Керноа?! — воскликнул Жиль. — Но откуда взялся господин Керноа?
— А почему бы не быть господину Керноа?! — закричала Жюдит. — Почему у меня не может быть супруга?! Кто вас просил вмешиваться в мою жизнь?!
— Правда? Ваша честь задета? Какое горе!
Хватит, красотка, довольно лжи! Жил-был когда-то добрый врач из Ванна, Джоб Керноа, он действительно женился на вас, но был убит в вечер свадьбы. А теперь он, оказывается, воскрес и… жалован сверх меры!
Молодая женщина взглянула расширенными от ужаса глазами на своего мучителя, вскрикнула и упала в обморок. Она выскользнула из рук Жиля, опустилась к его ногам, и ее стройная, грациозная фигурка легла на розовый мрамор пола.
Один из итальянцев опустился перед ней на колени и попытался привести в сознание.
— Сударь, если вы ее убили, ответите головой! — воскликнул он, поднося к лицу Жюдит ароматическую соль.
— Не волнуйтесь, она уже дышит. Это обычный обморок.
— Кто знает… Эй, уксус, салфетки! Позовите горничную! Госпожу де Керноа надо перенести в ее комнату!
Безжизненную Жюдит слуги перенесли в спальню, туда же побежала взволнованная горничная.
Небольшая группа игроков и прожигателей жизни с любопытством и хладнокровием наблюдала за развитием скандала, как если бы события разворачивались не в салоне дамы полусвета, а на сцене театра. Для этих людей госпожа де Керноа была лишь приятной хозяйкой, роскошной и любезной, страсть к игре убила в них все человеческие чувства, кроме, возможно, любопытства. Вот и теперь, они не спешили вернуться к карточным столам, не без основания надеясь увидеть еще что-нибудь интересное.
Действительно, итальянец поднялся, машинально отряхнул колени и подошел к Жилю, безучастно смотревшему, как уносили Жюдит.
— Поговорим о том, что касается только нас двоих, господин оскорбитель женщин! Керноа сегодня нет дома, как и господина Лаборда, лучшего друга несчастной женщины, но их заменю я.
Добавлю, что я очень силен во владении любым оружием и рассчитываю вас убить.
— Пожалуйста, не стесняйтесь. Но прежде чем вы получите это удовольствие, я хотел бы узнать, кому несуществующая добродетель обязана защитой? Вы что, один из совладельцев или только кандидат на титул?
— Вас не касается! Я принц Караманико, полномочный министр Его Величества короля Обеих Сицилий. Я думаю, этого достаточно… Я во всеуслышанье заявляю, что вы подлец и негодяй!
Вы будете драться?!
— Ну что ж, вы именно тот человек, которого мне хотелось убить. Дуэлью больше, дуэлью меньше, мне безразлично, ибо, предупреждаю вас, я тоже силен во владении оружием.
Широкая улыбка открыла белые безупречные зубы итальянского принца.
— Правда? Вы мне доставите истинное удовольствие, на свете ценны лишь две вещи: достойный противник и красивая женщина. Господа, — добавил он, обращаясь к толпе любопытствующих игроков, — здесь вам больше не на что смотреть, возвращайтесь к вашим играм. Продолжение сегодняшнего скандала касается только этого человека и меня, и вы напрасно думаете, что мы начнем вспарывать друг другу животы прямо здесь.