Кремль 2222. Волоколамское шоссе

Кривчиков Константин Юрьевич

Люм опустил верхние веки, чтобы сосредоточиться. Его «дежурная комната» находилась в техническом подвале здания. Дневной свет сюда проникал еле-еле. Но сейчас и он мешал, потому что отвлекал внимание.

Состояние, в которое погружался шам, называлось фиксация. Если бы речь шла об одном хомо, то Люм справился бы не напрягаясь. Да даже и с двумя бы справился – если бы они располагались ближе. Но четверо взрослых хомо, подготовленных бойцов – это серьезно. Как и сотня метров дистанции. На таком расстоянии импульсы мозга не только затухают, но и рассеиваются из-за

различных фоновых излучений. Поэтому необходимо сосредоточиться и зафиксировать среду. Тогда появится картинка.

И она появилась.

…Шамы днем ленивые и сонные, – прикидывал Илья. И не агрессивные, если им на пятки не наступать. Даже если и заметили нас, не факт, что бросятся в атаку. Мы же мимо идем, никого не трогаем. Каких-то метров триста и вообще свалим в сторону.

Латыпов посмотрел вперед. Покореженный биоробот, присевший на стальных лапах справа от железнодорожной насыпи, его не беспокоил. Побитый монстр тут уже лет пять торчит и за это время ни на метр не подвинулся. Сдох, значит, давно. А вот то, что он застрял между насыпью и базой шамов, это даже плюс. Во-первых, частично перекрывает обзор наблюдателям шамов. Ну и ментальные поля частично искажает, как и любой большой кусок заржавевшего металлолома. Так что, пусть стоит на здоровье, чудак.

Так или иначе, впереди самый опасный участок – примерно двести метров. Опасный не только потому, что тянется непосредственно вдоль логова шамов. Свернуть некуда – вот в чем загвоздка. По обеим сторонам «железки» плотные заросли хищных дендромутантов. Прорубаться замучаешься, их лет сто не трогали.

Зато в дендрах никто не устроит засады. И если быстро проскочить оставшиеся двести метров, то можно укрыться за составом с цистернами. Он тут застрял, наверное, с начала Третьей Мировой. Даже каким-то мхом покрылся, частично рассеивающим ментальные волны шамов. А немногим дальше разрушенное здание торгового центра, заросшее крыш-травой и вьюном. Обычным вьюном, не кровопийцей. Там тоже можно залечь в случае чего.

И что очень важно, перед этими развалинами открытое пространство – если кто сунется, будет как на ладони. Шамов нельзя подпускать слишком близко. Особенно, если это двуглазый упырь среднего уровня. Точнее, как там у них?.. Ага, средний шам.

– Попробуем проскочить, – наконец, произнес Илья. – Главное, успеть выйти за область ментального воздействия. Вряд ли они затеют серьезную свару. Не в их это обычаях – днем воевать.

– А что с наблюдателем? Может, снять его, чтобы не корректировал?

Ефим похлопал себя по плечу, за которым висела СВД. Отличная снайперская винтовка по нынешним временам. Но редкая и дорогая. На вооружении капитолийцев таких имелось лишь три штуки. Две сохранились благодаря тщательному уходу, одну прикупили по случаю у Тушинских маркитантов. Ну и патроны, понятно, брали у них, торгашей. Втридорога, конечно. Но, куда деваться?

Ефиму на задание выдали всего десять патронов. На один магазин, короче. Да и то по личному распоряжению Стратега. Зато стрелком сержант Потанин был отличным. Настоящим снайпером – зорким, наблюдательным, хладнокровным. И метким.

Латыпов понимал, что имел в виду Ефим, когда предложил снять шама-наблюдателя. Обычное зрение у шамов развито слабо. А внутреннее зрение эффективно лишь на короткой дистанции, особенно у одноглазых

мутантов. Поэтому шамы, когда есть подобная возможность, выставляют наблюдателей – самых зорких мутантов, использующих оптические приборы. Они не только следят за местностью, но и при необходимости корректируют действия других шамов. Тактики, сто сколопендр им под хвост!

– Снимай, – согласился Илья. – Только по команде. И сразу рысью. Чтобы очухаться не успели.

И он показал на пальцах двум остальным разведчикам, находившимся в отдалении: идите ко мне, есть разговор…

Картинка получилась немного мутной. Однако достаточно отчетливой, чтобы рассмотреть четыре фигуры хомо. Люм видел их как отдельные контуры, заполненные краской – в основном, фиолетовой и бордовой. Или, если сформулировать иначе, как цветные пятна, обведенные контуром.

Цвета и оттенки зависели от частей тел, их структуры и состава, а также температуры. Все эти данные улавливались сенсорной системой шама, создавая картинку в его мозгу. В итоге получалось что-то вроде изображения на экране тепловизора. Хотя Люм никогда такого термина не слышал. Он просто видел картинку в своем сознании и одновременно ощущал.

Фигуры практически не двигались, а только немного шевелились. И это было самое то. Неподвижная мишень, чего можно желать лучшего? Люм мог атаковать все мишени одновременно. А мог и по очереди, расстреляв разведчиков капитолийцев нервно-паралитическими импульсами. Тут, главное, с силой разряда не переборщить. А то потом из такого «языка» ничего толком не вытянешь. Слабые у хомо мозги, хотя и вкусные. Тут Гус прав.

Впрочем, не надо отвлекаться. Пора атаковать. Разве что… Хм…

Только сейчас Люм заметил одну странность. Головной мозг живых существ в его «тепловизоре» всегда отображался в синей цветовой палитре. Чем сильнее исходящий импульс, тем ярче и прозрачнее свечение. Сейчас это свечение в верхней части голов хомо было блеклым и темным, почти сливаясь с чернотой, обволакивающей контуры фигур. Что за ерунда? Слишком большое расстояние?.. Или…

– Готов? – спросил Илья Латыпов.

– Да, – ответил Ефим.

Он держал в руках СВД, но на уровне живота. И даже не смотрел в сторону «колбасы», чтобы не спугнуть наблюдающего за ними шама.

– Надо его отвлечь от тебя, – сказал Илья. – Сейчас мы с Гриней разыграем сценку, и мут наверняка переключит внимание на нас. Вот тут ты его и снимешь. Делай только один выстрел. Если промажешь – удильщик с ним. Он все равно на минуту заляжет после этого.

– Не промажу, – буркнул Ефим. – Лишь бы он высунулся немного…

Гус совсем проголодался. Он с утра ничего не жрал – с того самого момента, как заступил на дежурство. И перекусить теперь, наверное, не скоро удастся. А всё эти хомо – приперлись, да еще и чего-то застряли на одном месте. Уж подходили бы скорей поближе, чтобы Люм начал ментальную атаку. А то смотришь на них, смотришь – уже весь глаз смозолил. А он у него и так всего один. Угораздило же его родиться одноглазым. Вот двуглазым лафа…

Гус отнял от глаза окуляр трубы и засунул левую лапку в карман халата. Там у него лежал кусочек вяленой печени фенакодуса. Совсем маленький кусочек – на один зуб. Но если засунуть под язык и очень медленно сосать – тогда хватит надолго. А там, глядишь, и ужин подоспеет. Из хомо.