Кремлёвские тайны
Шрифт:
– Антифа.
По нашистам пробежало смятение, от прыщавого отступили. Тот побледнел, но продолжал хорохориться.
– Да я тебя…
Антифа смело бросился вперед. На противника обрушился град ударов, он закрылся руками и отступал.
Из-за спин нашистов выскочил старший – рослый детина с милицейским пищащим и шипящим передатчиком на поясе.
Одним ударом он отправил нашего защитника в нокаут. Тот грохнулся в песочницу, мы с Наташкой бросились к нему. Нашисты обступили нас.
–
Нашисты вытянулись в струнку.
– Выдвигаемся. Обрабатываем два квартала вверх по улице с обеих сторон. Стекла в магазинах бить, в квартирах не трогать. В магазинах все ломать, вещи не брать. Повторяю, ничего не брать. Кого засекут на видео или возьмут с вещами, того мы не знаем и знать не хотим. На все 20 минут. В конце участка рассредоточиться. И по одному в точку номер два. Там всем быть через полчаса.
Вопросы?
– А машины можно поджигать?
– Можно. Только быстро, не скапливаться всей толпой. Не загорится – бросай. Я в толпе, присматриваю за всеми. Ко мне не подходить. Так, принять наркомовские – и за дело.
Ряды нашистов обходила женщина с сумкой. Она раздавала мерзавчики.
Быстро вылакав водку прямо из горла, они разбивали бутылки об стену и уходили в арку. Скоро уже никого не осталось,
У стены образовалась изрядная груда осколков.
Женщина подошла к нам.
– А вы кто будете? Ой, да у вас мальчонку зашибли.
– Надо вызывать скорую, – сказала Наташка, – два раза по башке – это много.
– Сейчас.
Тетка достала такую же рацию, как у старшего и сказала.
– Говорит пятая, обеспечение. Буханочку на точку один. Нет, похоже просто сотрясение.
Она убрала рацию и пояснила.
– Так быстрее будет, а по ноль-три сейчас не дозвонишься.
Скоро во двор въехал зеленый уазик военного образца с красным крестом на боку.
Вышли санитары, доктор.
Быстро осмотрев парня, доктор скомандовал погрузку.
– Я с ним, – сказала Наташка.
– Садитесь, – разрешил доктор.
– Звони если что, – крикнула я Наташке.
Та кивнула из-за стекла. Машина умчалась.
Женщина села рядом со мной на борт песочницы и спросила:
– Водки дать?
Я кивнула.
Мне выдали холодную бутылочку со Сталиным на этикетке. Наблюдая как я вожусь с пробкой, тетка усмехнулась.
– Да, я не из ваших, – ответила я на ее незаданный вопрос.
Она взяла бутылку из моих рук, сковырнула пробку ногтем и вернула со словами:
– Отпей немного, но глоток делай сразу.
Я последовала ее совету. Водка проскользнула внутрь, не оставив никаких неприятных ощущений.
– А скажи-ка милочка, сколько вам платят? – спросила тетка.
– Кто?
– Беси.
– Кто?
– Жиды американские.
– Я сама. По зову сердца. За свободу. За вашу и мою.
– Ааа. Ну-ну. А нам по пятьсот за смену дают. А ваши по двести давали, да и целую демонстрацию за это отстоять надо, поорать что-нибудь про преступный режим. За интервью – еще сотку, но на интервью только блатных выпускали. А что же ты не закусываешь? Вот, шоколадку возьми.
– Не хочу. Спасибо.
– А переходи к нам. И подружку свою бери.
– За деньги? И вам не стыдно?
– А зачем вы капитализм делаете? Чтобы все всё за деньги делали. Это при социализме за деньги было стыдно. А сейчас за деньги не стыдно. Сейчас бесплатно стыдно. Беси так сказали. Сейчас вроде Бога-то нету, так я нынче за деньги.
– Разве вы не понимаете, что это просто иудство?
– Иуда, он Христа продал. За те же деньги, – ни секунды не задумываясь ответила тетка, – а Христос что говорил? Кесарю – кесарево, а Богу богово. От Бога вся власть.
– Кому это он говорил?
– Пилату.
– Так это ж Пилату.
– И нам тоже.
– Но раз за деньги продаваться плохо, почему вы их берете? – попыталась я ее поддеть.
– А где мне еще денег взять? – простодушно ответила та, – Это вы, молодые, учиться и заработать можете, а я учительницей домоводства всю жизнь в школе проработала. А потом беси пришли и сказали, что не нужно никакое домоводство. Плохо я жила, а потом с ребятами познакомилась – они против бесей. Отчего же мне теперь от своих ребят денег не брать?
Я раскрыла рот, чтобы обрушить на эту… быдлячку?… весь свой арсенал аргументации, который ежедневно оттачивала на работе, но слов не нашла. Уж больно просто у ней все. Мозги ее до стерильности промыты гебульно-поповской пропагандой, мутным потоком хлеставшей из всех государственных СМИ. Это не сознание, это застывший гудрон. Туда уже негде вставить росток здравой мысли. Вспомнила совет Евгении Абзац и – но ненавидеть не получалось.
Пробурчав слова прощания, пошла в редакцию.
От водки, выпитой на голодный желудок, меня изрядно мотало из стороны в сторону, но до редакции я добралась.
Ирина усадила меня писать репортаж. Позвонила Наташка – все «нормально», обычное сотрясение без осложнений.
Я быстро написала что-то сумбурное и бессвязное, Ирина выхватила черновик у меня из рук, показала большой палец и побежала дорабатывать. Так репортаж о демонстрации за моей подписью попал в траурный номер и поэтому имел широкий резонанс. Он был даже с фотографиями.
Меня заметили. Незнакомые люди украдкой пожимали мне руки прямо на улицах, а иногда я ловила на себе злобные взгляды и слышала шипение за спиной.