Кремлевский джентльмен и Одноклассники
Шрифт:
Угу. Однажды я говорил с профессором Сорбонны Жаном Ланкри. Профессор не стал бы мне врать, поскольку находился в тот момент в заложниках у группы маоистов, захвативших его прямо на лекции. Так случилось, что мы с Принцем случайно сидели в той же аудитории и имели при себе код дезактивации к адской машине, что лихорадочно пытались активировать террористы. Так вот, скучая, я назвал профессору Ван Хаартману фамилию Бондарь. И месье Ланкри побледнел. И месье покраснел, сжав кулаки, и чуть не уничтожил на месте главаря террористов, бормоча «блат, звонки, мафия, нефтедоллары,
– У меня фамилия даже другая! – сказал Бондарь, глядя на меня все более проснувшимся взглядом: – и экзамены я всегда сдавал на общих основаниях. Откуда им знать? Ну если кто когда и звонил кому-то, то без моего ведома…
У первой Папиной жены, с которой они развелись, когда Папа еще не был Папой, имелся брат. И этот брат был беспутный и бестолковый. Но поскольку первая жена тоже была бестолковой и беспутной, Папа испытывает какую-то смутную нежность к Валерке. Но сейчас Папа зол, на то, что Валерка взялся за проект инновационников с беспилотными аппаратами, и вдвойне Папа зол за то, что Валерка проект провалил.
– Да это твой Принц – мажор! – кипятился тем временем Валерка: – да это ты сам мажор, секретарь, денщик заурядный. Обзываться каждый может с утра пораньше. А ты попробуй, возглавь национальный проект…
Валерке еще никто не поручал национальных проектов, но это его заветная мечта. С наивностью дошкольника он надеется, что на столь высоком посту Тамара немедленно оценит его и поймет, что государственного человека нельзя даже сравнивать с каким-то заумным бродягой, который и на родине-то почти не живет, а шлындает по миру в поисках приключений.
Но Девушки из клана Сырьевиков не влюбляются в Сырьевиков. Еще Шекспир заметил, что Инновационники им как-то ближе, особенно те, которые плевали на свои широкие возможности на поприще национальных проектов и внедрения инноваций, а преимущественно лазают по зарубежным скалам, но зато при встрече неизменно произносят: «Здрасте, джентльмены».
Тут я вспомнил, что успел прослушать утром только последнее послание Тамары на автоответчике. Это конечно непростительная оплошность, даже если учесть пневмопочту с трудами профессора Курамова, и три часа сна. Кто-то звонил около четырех. Но я полностью доверился автоответчику. Укатала полковника Вихоря секретарская работа. Так чего злиться на Валерку за его «денщика»? Прав он.
– У меня к тебе, небольшое дельце, Сережа, – закончил Валерка свою ругань и перешел на просительный тон. – Папа с Отцом запускают новый совместный Национальный проект по освоению Российского Заполярья. Они наверное с тобой посоветуются и Принцу предложат. И Принц опять, как всегда, откажется. Так вот не мог бы ты…
В углу комнаты ожил большой экран. Такой же большой, как у меня в кабинете, только висел он здесь не над столом, а вместо трюмо над столиком, где удобно красить ногти и подводить глаза. Все-таки апартаменты принадлежали первой невесте государства, а влюбленный в эту невесту седьмая вода на киселе здесь вообще обретаться не должен.
– Папа звонит, – сказал я: – вруби экран, Валера.
Валера заметался. Он сначала
– Да иди ты в столовку, – посоветовал я Валерке из чистой гуманности: – я с Папой сам поговорю.
– Спасибо, Сереж! – с похмелья Бондарь сориентировался на удивление быстро и, подхватив в охапку пиджак вместе с простыней, мгновенно исчез.
Ну, ничего, Лотта Карловна перед тем, как угостить карпиками, сделает ему выговор за внешний вид, и выражения там будут покрепче «мажора».
Монитор окончательно вышел из спящего состояния, и электронная полифония заиграла приятную на слух мелодию «Папа может, Папа может все, что угодно…». В общем это даже трогательно. Дочка для него, наверное, навсегда останется маленькой темноволосой девочкой, которая тянет за рукав, и канючит, канючит «Порше – кайен».
– Доброе утро, фиалка – Тамарка! – игриво сказал мне с экрана государственный человек номер два. Звучало это тем более жутко, что его мясистые щеки тонули в костюме синего цвета, того любимого покроя, в котором я Папу неоднократно видел во время разносов, учиняемых министрам, Государственной Думе, или отряду краповых беретов. Впечатление такое, что с тобой пытается сюсюкать Царь – пушка.
– Здравствуйте, Папа, – по – армейски отрапортовал я. – Это не фиалка – Тамарка. Доброе утро.
– Вихрь? – спросил Папа тоном выше. Он удивительно легко переходит на тон ревнивого Отелло, обнаружившего в будуаре возлюбленной батальон посторонних. Возлюбленной дочки в данном случае.
– Так точно! – рявкнул я, приложив руки к бедрам и изо всех сил щелкая пятками кроссовок: – После пробуждения, умывания и зарядки пациенты пансионата находятся на завтраке в столовой. Уборку помещений осуществляет дневальный Вихорь!
Папа никогда не служил в армии и всегда радуется, узнав, что его дети не отстали от Принца хотя бы по времени пробуждения.
– Пусть едят, – с ноткой благодушия разрешил он. Осмотрел меня через экран так внимательно, как будто видел впервые, и сказал: – я, в общем-то Вихрь, с тобой и хотел посоветоваться. Есть одна проблема.
Горе мне. Великая мне печаль. Эту просьбу мне точно придется передавать Принцу. А где сейчас Принц? А в загуле сейчас Принц. Последний раз, когда мы говорили по спутнику, он был в Тибете. Но судя по тому, что мне позарез надо редактировать книгу профессора Курамова, Тибет Принц уже покинул, и шляется черт знает где.
– Пойми меня, Вихрь. Я ведь тоже… – Папа явно нацелился проговорить «Я тоже отец», но инстинктивно содрогнулся, сглотнул и даже обернулся по сторонам. Проклятая двусмысленность, приходится начать сначала, – Ты пойми, фиалка у меня одна…