Кремлевский джентльмен и Одноклассники
Шрифт:
– Дед Пожар, – сказал я.
У меня в спальне еще не постелили, и я пошел в спортзал. Если я хочу стать таким, как Стига Карелин, начинать нужно прямо сейчас. Но там была сестра. Стояла у станка для бицепсов и бесцельно позвякивала фунтовым грузиком по железу.
– Лень, – спросила она, и я по голосу понял, что на вопрос отвечать мне не понравится: – хочешь, я спою тебе колыбельную на ночь?
Боже ты мой. Как можно задавать такие вопросы?
– Тома, ты… не надо плакать только…
Скрипнула входная дверь и по баскетбольному паркету прошел человек, который вообще у нас, по – моему, не бывал никогда. Отец, и без охраны, хотя наш тренажерный зал поместил бы ее целиком. Он как-то особенно сутулился и вид имел самый похоронный.
Я подумал, что это перебор. Да, леса Центральной России объяты пожарами. Да, критика нашей страны в западных СМИ становится необузданной. Да, надо кому-то ехать в Лондон и за всех отдуваться. Но нельзя же так раскисать.
Отец подошел к тому же тренажеру и мрачно рванул рукоятку. Грузы взлетели к потолку и со звоном обрушились вниз. Ну, так надо было шпильку переставить, на ребенка же рассчитано.
– Тамара, – глухо проговорил Отец: – я все забывал тебя спросить о твоем отношении к моему сыну. Мы как-то это тогда без тебя с твоим отцом решили. Как-то это было не по – людски. Так что скажешь, Тома?
Сестра слишком уж расширила глаза. Ну, бестактно. Ну, резко. Ну, жестоко, может быть. Но, если учесть, что половина западных телеканалов называет его кровавым диктатором после стрельбы в Аденском заливе… Томка не стала отвечать, только шагнула вперед и уткнулась носом в рукав его пиджака. Будь я папарацци, огреб бы кучу денег – дочка своего Папы рыдает на груди главного Инновационника.
– В таком случае, – с ожесточенной мрачностью проговорил Отец, – имей в виду, Тамара, что твой замечательный Хабенский временно безработный. А мой замечательный сын – охламон два часа назад высадился в Риге с борта пассажирского лайнера рейсом из Кейптауна. Позвонить не мог. Нервов мотальщик!
Глава 12
День рождения героя. Сильное задымление
– Привет, отец.
– Здравствуй, сынок.
– Ты, наверное, занят очень?
– Да нет, не очень. Как обычно. Рад тебя видеть.
– Я тоже.
В кабинете мерно стучат часы, другие звуки сюда не проникают. На часах половина третьего. Дня или ночи – неизвестно, потому что окон здесь нет.
– Как вы добирались до Риги?
– Через Кейптаун.
– У нас там отличная агентура. Трудно было позвонить в посольство? Или ты, как всегда всего в жизни, добиваешься самостоятельно?
– Не смешно, отец.
– Извини.
– Я тут именины пропустил за этими делами. Ну, да поздно – не рано. Поеду в Питер, там отмечу.
– Меня не будет.
– Ничего, я привык.
– У меня лесные пожары, и Лондонский
– Все путем, отец.
Помолчали.
– Таврический дворец можно.
– Во дворце сейчас жарко. Я бы в Таврический сад пошел.
– Это там, где ты трехлетний на эстраду залезть не мог?
– Но я же залез! Но я же прыгнул!
– И обоим влетело, когда мальчик пришел с расквашенным носом.
– «Он мужчина, он переживет».
– Значит в Тавриге?
– Ну да, трава, лужайки. На эстраду опять же слазаю.
– Нос не расшиби.
– Ага.
Под столом задышал пес. Он почуял молодого хозяина и, радостно поскуливая, пытался вылезти, чтобы облапить и лизнуть в щеку. Старый уже совсем, подумал Принц.
– Отец, я там объявлю кое-что… насчет женитьбы… ты же, кажется не против, чтоб мы с Тамарой?
– С Томой?
– Ну, да… Ну, пора же. А что это за морда вылезает? Хороший пес, хороший…
– Я в принципе за. Я в принципе уже лет десять за. Только… А эта твоя… Девочка из космоса?
– Катюша замужем. У нее муж – хороший человек. Я ему жизнью обязан, за этот Аденский залив.
– Я вчера подписал. Все отечественные суда будут снабжаться этим… анти…
– Антидот…
– Я знаю слово «антидот», сынок… Я забыл против чего.
– Против всего. И, конечно, против спорыньи.
– Вот. Помню, что-то с зерном. Поля горят. Но ничего, зерно купим. Мы на антидот лицензию продадим, а это валюта, это евро. Британцы, сволочи, не хотят покупать. Ноу – хау им нужно.
– Что так?
– Что у них всегда не так? Дейтерий. И Лондонский протокол.
– Отец, можно тебя попросить?
– Слушай, я не знаю, что дарить. Придумай сам, запиши у секретаря.
– Я не про подарок. Я хочу задать пару вопросов, которые тебе не понравятся.
– Пойду ли на выборы в двенадцатом году? Иди к черту.
– Нет, отец. Почему дейтерий?
Пес сидел, положив лапы на колени Принцу, и заглядывал в глаза: сахару случайно нет? Но от этого вопроса оглянулся на Отца. Как будто попросил – не выгоняй, не выгоняй, пожалуйста. Мы с молодым хозяином так давно не виделись. Нам обо многом поговорить надо.
– Потому что валюта, – сказал Отец с тем спокойствием, от которого у журналистов на пресс – конференциях душа в пятки уходит, – потому что завод этому небритому ближневосточному психопату обещали построить еще Брежнев с Горбачевым, и есть обязательства. Потому что если мы уберем дейтериевый завод, то потеряем влияние на половине Ближнего Востока…
– Нет, – покачал головой Принц. И сделал жест, как будто мешает ложкой чай.
Пес заворчал. Он ни на кого не злился. Но, много лет пролежав под столом Отца, он научился чувствовать его настроение. Иногда Отец шутит, что если вдруг хватит от всех этих проблем апоплексия, на пресс – конференцию отправится пес.