Кремлевский визит Фюрера
Шрифт:
Но танки и не пытались тормозить, они еще прибавили скорости и…
И вдруг все двадцать дружно взлетели в воздух в едином широком прыжке, и через мгновение все двадцать уже мчались вперед по ту сторону рва…
— Фантастично! — вырвалось у Гитлера… Гудериан был поражен почти так же…
А Клим Ворошилов довольно и откровенно ухмыльнулся:
— Это, вообще-то — пустяк! Погода дрянь, грунт на гусеницы липнет, поэтому больше чем на десяток метров мы не рискнули… А так они и на тридцать метров прыгают…
— Не
— Может! Рекорд — 41 метр! — гордо заявил Ворошилов. — Если не верите, у нас киносъемка есть, можно посмотреть…
А вдали уже тяжело перемалывали широкими гусеницами белорусскую землю танки имени самого Клима… И старая брестская земля дрожала от гула и напряжения двух сотен тяжелых — воистину тяжелых машин…
Многорядная широкая стальная стена надвигалась, и даже Риббентропу со Шмидтом было понятно, что это зрелище не из обычных…
Гудериан смотрел на приближающиеся танки так, как влюбленный юноша смотрит на свою девушку… Впрочем, так же смотрит кот на сметану или обжора— на лакомое блюдо… Гитлер же невольно помрачнел — он был все же не танкистом, а политиком, и радости увиденное ему доставить не могло.
Но Сталин вдруг наклонился к нему, и на плохом, однако разборчивом немецком языке вполголоса сказал:
— Герр Гитлер! Вы можете не тревожиться — эти танки никогда не пойдут через эту границу, — и Сталин махнул рукой в сторону Буга…
Гитлер посмотрел на него долгим, пристальным, изучающим взглядом и коротко ответил:
— Яволь…
ПОСЛЕ демонстрации и двух таких фраз «накоротке» достичь нового пика в эмоциях, в напряжении, в ситуации было уже невозможно…
И Гитлер предложил:
— Герр Сталин! Как вы посмотрите на идею провести короткую беседу с глазу на глаз без записи, с одним лишь, — фюрер кивнул Игнатьеву, — вашим генералом Игнатьевым для перевода? Шмидт может и отдохнуть… Или, может быть, — осведомился фюрер вполголоса, — вы все же владеете немецким? Сталин вздохнул:
— Эту фразу я старательно выучил при помощи генерала Игнатьева. Он один о ней — кроме вас, господин Гитлер, и знает… Что же, давайте поговорим с глазу на глаз…
Они возвращались в костел-клуб, и Сталин, поговорив с Молотовым, сказал:
— Я своих предупредил, что мы с вами посекретничаем… Гитлер в свою очередь подозвал Риббентропа…
Когда фюрер и Сталин остались одни — в креслах друг против друга, Сталин покачал пальцем:
— Все вами виденное — это не угроза, господин Гитлер, и даже не предостережение… Это — дружественный жест для понимания простого факта. Он действительно прост: наша оборона сильна. И сегодня мы уже никого не боимся. В будущем мы никому не собираемся угрожать — нам нужен мир… Вам он нужен тоже… Дайте нам год, и весной 42-го мы вместе добьемся мира для Германии и Европы и закончим войну…
Гитлер молчал…
— У нас уже немало нового оружия, но еще больше — устаревающего, однако не такого уж плохого, —
Сталин в который уже раз всмотрелся в синие глаза фюрера и сообщил:
— Мы у себя, в Советском Союзе, внимательно подумаем о всем, что услышали здесь от вас… Пожалуй, тут многое приемлемо… Если вы успокоите нас относительно финнов, то мы, пожалуй, могли бы успокоиться относительно Балкан… Хотя Румыния вряд ли будет дружественной России…
Сталин вдруг умолк — его, похоже, озарила какая-то мысль, и он ее был готов высказать…
— Хотя, — начал он, — мы готовы подарить Румынии сотню наших устаревших танков — ну, тоже для учебных частей. И готовы прислать на первых порах инструкторов… Вы будете встречаться с Антонеску и можете ему это передать. Если румыны готовы забыть наши прошлые конфликты, мы их тоже готовы забыть… И тогда, скорее всего, мы можем войти в «Пакт трех» — четвертым или каким еще там участником.
Сталин улыбнулся:
— Идея отсечения от претензий на господство Англии и Америки — интересная идея… На земле хватит места под солнцем для всех…
— Итак, герр Сталин, скоро мы прощаемся, но я надеюсь, что в следующем году мы увидимся вновь?
— Я тоже на это надеюсь и был бы рад показать вам московский Кремль… И не только его…
— В прошлом году вы, герр Сталин, говорили Риббентропу — живы будем, увидимся…
—Да…
Сталин встал с кресла, подошел к висящим на стене картинам…
— Господин Гитлер, я знаю, что вы любите живопись и даже пишете сами…
— Ну, мне давно не до этого!
— Понимаю… Но вкус-то не исчезает… Как вам нравятся эти пейзажи? — Сталин показал на картины, привлекшие внимание фюрера еще вчера…
— Они весьма недурны…
— Все— оригиналы кисти наших лучших старых пейзажистов… Музейные вещи… Какой из них нравится вам более всего?
Фюрер тоже встал, прошелся вдоль стен, всмотрелся, прошел еще раз и указал на одну:
— Этот…
На небольшом полотне был изображен весенний проселок… Облачное небо хмурилось серовато-багровым, однако над горизонтом виднелся клочок радостной голубизны… В лужах отражались ветви густой вербы, а по размытому проселку важно вышагивал иссиня-черный грач…
— Саврасов, — назвал художника Сталин. — Да, хорош… И я прошу вас, господин рейхсканцлер, принять эту картину как подарок от советского правительства…
Фюрер был растроган:
— Благодарю…
— И еще одно, герр Гитлер! Возможно, вам бывало тяжело при беседах с Молотовым — он очень упрямый человек. Мой совет и просьба — если в будущем вы или господин Риббентроп зайдете с ним в тупик, обращайтесь непосредственно ко мне через господина Шуленбурга. Я постараюсь вам помочь…
— Яволь…