Креольская честь
Шрифт:
Только гордость удерживала ее. Гордость и честь.
Алекс расшнуровал ее корсет, который тут же упал. Ловко вынул заколки из волос, и волосы ее волной упали на плечи.
«Ты поклялась», — напомнила она себе. Если она будет сопротивляться, слуги по крайней мере будут знать, что она здесь не по своей воле. Пока Алекс возился с пояском ее белых панталон, собравшись с духом, Ники вырвалась из его рук.
— Если вы хотите овладеть мной, вам придется применить силу.
Алекс тихо выругался, не проявляя, однако, особого удивления.
— Когда у тебя в последний
Этот вопрос поразил Ники.
— Что? — переспросила она, широко распахнув глаза.
— Женское недомогание, — повторил он, видимо, изумленный ее недогадливостью. — Когда оно было в последний раз?
— На прошлой неделе, — сказала она. — Но при чем тут оно?
Алекс опять выругался, на этот раз громче.
— Я буду укладывать тебя в постель при каждой возможности, пока у тебя не будет от меня ребенка.
— Что? — Ники отодвинулась еще дальше. — Но какое это имеет значение?.. — Она не договорила, догадавшись наконец, что у него на уме. Вот почему Рам собирается уехать после окончания уборки тростника. — Вы уверены в себе, в своей великой мужской силе, поэтому не сомневаетесь, что у меня будет от вас ребенок? — Взволнованно дыша, Ники сжала свои кулачки. — Вы надеетесь, что появление ребенка все переменит. После этого я вынуждена буду остаться здесь, с вами?
— А какая другая возможность у тебя будет?
— Самая обычная. Я сама буду воспитывать ребенка.
— Не мели чепухи! — рявкнул Алекс, придвигаясь ближе. — В последний раз, когда ты действовала, полагаясь на себя, ты оказалась в тюрьме.
— Я стала старше и намного умнее.
— Это еще следует доказать, — фыркнул Алекс.
Ники схватила вазу абрикосового цвета, купленную накануне — Это будет стоить вам дорого, — предупредила она, подняв вазу.
Алекс только ухмыльнулся.
— Всякий мужчина так или иначе платит за свои страсти — Черт возьми! — Ники швырнула вазу ему в голову и бросилась к двери. Однако Алекс быстро наклонился, и ваза разбилась о стену. Не успела Ники открыть дверь, как он тут же ее захлопнул.
Хотя она ругалась, проклинала его на чем свет стоит, он схватил ее и потащил к кровати.
— Я вас ненавижу, — кричала она, вырываясь.
— Сейчас перестанешь, — насмешливо сказал он. И распластал ее на постели.
Ники высвободила руки и повернулась на живот. Это было явной ошибкой.
Алекс схватил ее запястья.
— Мы еще так мало были вместе, дорогая. Ты только начала познавать плотское наслаждение.
Его хватка ослабла. Теплые губы приникли к ее плечам, рука убрала со щеки медные волосы.
— Но ведь дети будут незаконнорожденными, — шепнула Ники.
— Не важно. — Он коснулся ее уха, затем шеи. — Все равно они будут нашими, и мы будем их любить.
Ники старалась не обращать внимания на его дыхание, обдававшее жаром ее кожу, на пылкие поцелуи, которыми он покрывал ее плечи. Его напрягшееся мужское естество упиралось в ее ягодицы.
Алекс сунул широкую ладонь под рубашку и стал гладить ее грудь своими сильными пальцами. Он искусно ласкал ее сосок, и возбуждение, которое вызывали его движения, увлажняло ее заповедное место между ног.
Под его ласками она вся затрепетала.
— О Боже! — шепнула Ники, когда его рука заскользила к пупку и еще ниже. Алекс наконец развязал шнурок ее панталон и стянул их с бедер. Он приподнял подол ее рубашки.
Проникнув внутрь, он обнаружил, что она готова принять его. Ритмичные движения порождали в ней все новые и новые ощущения. В них ощущалась та же жгучая страсть, которая сжигала и ее саму.
Алекс отпустил ее руки, обвил ее стан и приподнял ее бедра к своему животу, привстав на колени. Ники подалась ему навстречу, стремясь ощутить его как можно ближе и сильнее.
Алекс, застонав, произнес ее имя, зашептал по-французски любовные слова. В пылу страсти Ники едва слышала их. Алекс с каждым разом проникал в нее все глубже и глубже. В конце концов все, казалось, утратило значение Все, кроме его проникновении. Ники стонала и извивалась под ним. То, что она так сильно отзывается на его страсть, изумляло его и распаляло еще жарче.
Они вознеслись вместе на самую вершину чувственности.
Алекс весь задрожал и крепче прижал к себе ее бедра. Он все еще продолжал вонзаться в нее, пока оба они не утратили последние силы, покрывшись блестящими каплями пота. Тогда он положил ее на постель рядом с собой, нежно отвел волосы с ее лица и поцеловал в шею.
— Ты моя, — шепнул он ей на ухо. — Ты принадлежишь мне, и ничто не может этого изменить.
— Ты не будешь вечно владеть мной, — помолчав, ответила она. — В один прекрасный день я все равно стану свободной.
Алекс улыбнулся в темноте.
— Я говорю не о твоем контракте, моя возлюбленная, а о твоем сердце.
Ники отодвинулась от него, не желая признать, что она в самом деле испытывает глубокое влечение.
— Но ведь и в Лизетт вы тоже были уверены.
Алекс помрачнел.
— Лизетт — совсем другое дело.»
— Да? Но ведь и я ваша любовница. Как и она.
— Тут есть разница.
— Какая?
— Лизетт ничего для меня не значила.
— А что значу я для вас, Алекс? Что вы ко мне чувствуете?
«Почему бы не сказать ей?» Почему бы не сказать, что она для него все на свете? Что он нуждается в ней как ни в какой другой женщине, что, когда Ники улыбается ему, все трудности, которые он испытывает, отходят прочь и его как будто озаряет яркое солнце.
Всего этого он не мог ей сказать: просто потому, что это не было принято. Вздумай он поступить так, отец высмеял бы его.
Да он и сам высмеял бы другого.
Поэтому он ограничился словами: «Спи, дорогая» и прижал ее к себе.
Когда Ники проснулась, Алекса уже не было рядом. Еще дважды в эту ночь он занимался с ней любовью, и она не возражала. По его поведению явственно чувствовалось, что он нуждается в ней как никогда прежде.
И все же утром, заметив, что его вновь обуревает желание, она притворилась спящей. Алекс не стал ее будить, только подержал некоторое время в объятиях и встал с кровати.