Крепость демона 2
Шрифт:
– Почему? Мы же договорились по всем пунктам контракта.
– Это был контракт моей матери.
– И что?
– Я посмотрела на жизнь моей матери, и решила, что я себе такую не хочу.
Алан резко отвернулся, хватаясь за голову и беззвучно выдыхая возмущённые ругательства, опять развернулся ко мне и резко развёл руками, против воли повышая голос:
– Я говорил тебе, что люблю тебя – ты хотела контракт. Я дал тебе контракт – тебе не нравится! Чего ты хочешь от меня?!
– Уважения, – я завязала очередную коробку и убрала в сторону, взяла следующую. Алан глубоко быстро дышал, как будто вот-вот собирался драться, его усилия по удерживанию
«Мысленно он уже швыряет мебель и бьёт кулаками стены. Или меня.»
Я построила обездвиживающее заклинание, и подготовила ещё один дополнительный каркас, позволяющий закачать в это заклинание силу очень быстро.
«На всякий случай.»
Алан дышал, так сосредоточенно, как будто это главное дело его жизни, я наблюдала за его состоянием и видела, что ему помогает – он успокоился, открыл глаза и сказал почти спокойно, хотя и очень неодобрительно:
– Тот, кто сдаётся при первых трудностях, уважения не заслуживает.
– Уважение не нужно заслуживать – тот, кто хорошо воспитан, относится уважительно ко всем вокруг. А если внутри тебя уважения нет, то ты ни к кому уважительно не относишься, ты просто оцениваешь ситуацию с точки зрения полезности и удобности конкретного собеседника, и принимаешь решение о том, стоит ли имитировать уважение в его случае и в данной конкретной ситуации.
Он молчал, я затянула узел, убрала коробку и взяла следующую, посмотрела на Алана, он выглядел так, как будто не понимает сути моих претензий. Я объяснила:
– Ты решил, что по отношению ко мне уважение не стоит даже имитировать, потому что ничего полезного я для тебя не сделаю, и угрозу представлять не буду ни при каком раскладе, поэтому ты можешь без страха расплаты вести себя со мной по-свински. Потому что я всё равно не смогу себя защитить, мне некому жаловаться, и я никуда не денусь. Но ты ошибся, я денусь. Сейчас закончу и попрощаемся, – я указала глазами на оставшиеся коробки, опять занялась упаковкой, глядя на свои руки.
«Совсем не такие тонкие и белые, как у матери. Мои покрепче. Наверное, это хорошо.»
Алан молча понаблюдал за тем, как я завязываю узел, потом сказал с лёгким высокомерием:
– Ты представляешь, что будет с твоей репутацией? Все знают, что ты жила у меня, в сети полно фоток, где мы целуемся или выходим из машины.
– Мне всё равно.
Алан поражённо усмехнулся, через канал Печати докатилась неприятная холодная волна. Я затянула последний узел, обрезала верёвку и выпрямилась, осматривая коробки на столе и кровати. Посмотрела на Алана и сказала:
– Лучше я испорчу себе репутацию, чем остаток жизни. Всё, я закончила. Если что-то забыла, пришлёшь курьером или выбросишь, как захочешь, – я взяла свою сумку, коробки подняла левитацией, и развернулась к выходу. Перед дверью стоял Алан, глядя на меня как на чудовище, я ровно сказала: – Отойди.
Он смерил меня медленным шокированно-презрительным взглядом, как будто никогда до этого не видел, и никак не мог поверить в то, что я делаю то, что делаю. Поражённым шёпотом спросил:
– Тебе даже не жаль?
– Мне жаль, что я не сделала этого неделю назад. Или ещё раньше, на стадионе. И что вообще согласилась попробовать, мне жаль. Не стоило это всё даже начинать, было бы лучше для нас обоих.
– Ты вообще ни единого хорошего момента не помнишь? – он смотрел на меня с недоверием, как будто начинал подозревать, что я – это не я, а какой-то злобный двойник, который похитил настоящую меня, которая отвечала бы иначе, потому что она бы точно помнила. Я спросила:
– А ты помнишь?
Мы стояли напротив друг друга, в двух шагах, Алан смотрел на меня, переводя взгляд с лица на руки, потом на шею, на сумку, опять в глаза. Я видела, как с него стекает маска самоуверенности, оставляя только недоверчивый растерянный страх и огромную бездну непонимания, как это вообще произошло. Он медленно качнул головой и сказал:
– Нам же было хорошо, Лея. Нам было офигенно, мне ни с кем так офигенно не было никогда, и тебе тоже. Это было, и это было круто, я не понимаю, почему ты решила это забыть.
– Я помню. Нам было хорошо, да, это случалось. А потом всё портилось из-за того, что мы не подходим друг другу физически, или из-за того, что у нас разные представления о нормальном и должном отношении к партнёру и члену семьи.
Он прошептал с бездной боли:
– Это нормально. Мы со временем во всём разберёмся и договоримся, поверь мне.
– Алан, я устала от постоянной ежедневной войны против твоих манипуляций. Так можно строить бизнес, наверное, хоть это и неэтично, но у тебя получилось, судя по твоим успехам. Но строить семью на этом нельзя. Со мной, по крайней мере. Хотя, если ты попробуешь с кем-нибудь другим, у тебя вполне может получиться, ты мастер. Просто на меня твоё мастерство не распространяется, я генетическое исключение. А с другими – я уверена, всё получится, доказано Чизкейком. Если для тебя нормально, что ты в своей семье – кукловод, а остальные – твои марионетки, и ты, вместо того, чтобы узнавать их и искать способы договориться, ищешь способы воздействия для получения нужного тебе результата... – я развела руками, не видя смысла продолжать. – Нужна ли тебе такая семья – это решать тебе. Я за эти две недели поняла, что мне – точно не нужна. Отойди.
Он неверяще качнул головой:
– Так просто? Даже не дашь себе время подумать?
– А когда ты принимал решение притащить ко мне «секретаршу» и показать – мучился сомнениями? Или когда целовался в лифте с безмозглой болтушкой, в отеле, в котором я работаю – долго думал? Когда запихивал в меня еду после того, как я два раза сказала, что меня тошнит уже от неё – думал?
Он поморщился:
– Это ерунда.
– Из-за этой «ерунды» я от тебя ухожу.
Он нахмурился и отвёл глаза, как будто просто решил смолчать, оставив при себе то, что его мнение после моих слов не изменилось – он был уверен, что я поступаю глупо, и что я, скорее всего, даже не всерьёз, а просто пытаюсь таким образом чего-то от него добиться, но не хочу пока говорить, чего именно, и этим его раздражаю. Ему было больно, я это чуяла силой Вестника, и ощущала через канал, хотя он пытался это скрыть изо всех сил.
Держать коробки на весу было сложно и не имело смысла, я поставила их на пол и сказала:
– Это не «так просто», Алан. Это тяжёлое решение, к которому я шла две недели, в течение которых пыталась тебя изо всех сил оправдывать, защищать и выгораживать. А ты систематически мне доказывал своим поведением, что я делаю это зря, потому что менять своё отношение ты не собираешься. И ты наконец-то доказал. Всё, я сдаюсь, у меня нет больше сил. Никакой, даже самый выгодный контракт, мне такое свинское отношение не компенсирует.