Крепость
Шрифт:
Наблюдаю за Стариком. Он тоже увидел офицера СД, делает глубокомысленное лицо и скребет пятерней бороду.
Когда музыка немного стихает, слышу, как кто-то сзади меня произносит: «По полной программе!»
«Полное дерьмо, ты это подразумеваешь?» следует чей-то ответ.
СЕН-НАЗЕР
Наконец-то! Лодка прочно пришвартована носовыми и кормовыми швартовами и вот теперь-то и начинается главный ритуал.
Командир бригады выступил вперед, набрал воздуху и прорычал: «Мы приветствуем наших
Раскатистое «УР-Р-Р-Р-А!!!» троекратно пронеслось по причалу. Офицеры на пирсе приложили руки к козырькам фуражек. Старик резко бросил руку к козырьку фуражки в ответном приветствии и с вызовом, пристально, посмотрел на дамские вуальки.
1-й Вахтофицер дважды коротко просвистел: «Вольно!».
Командир приказывает в центральный пост: «Лодка пришвартована! Машины – стоп! Приветствие на овердек!».
1-й Вахтофицер и старпом докладывают командиру: «Первый дивизион к приветствию построен!» – «Машинный и технический персонал к приветствию построены!».
Старик смотрит так, словно окидывает взглядом своих людей, на самом же деле он слегка улыбается каждому из них. Затем отходит немного в сторону, словно проходя по узкой палубе лодки, и командует: «Экипаж – смирно! Равнение – направо!».
Командир бригады балансирует на сходне, а затем поднимается по скобам на рубку. Командир небрежно рапортует: «Докладываю. Подлодка U96 вернулась из боевого похода!»
Комбриг сухопар и поджар. На мундире у него Железный Крест второй степени. Навряд ли он заработал эту награду в бою, хотя и командовал когда-то лодкой, ведь все считают его любимчиком Деница. Говорят, что когда он в перископ увидел свой первый транспорт, то даже заплакал от волнения. Не просто для человека с таким низким военным уровнем найти правильный тон в общении с нашим командиром. Иногда он производит впечатление дебила из-за своей неуверенности.
Наконец сходни позади, и я ощущаю под ногами твердую землю. Но что это со мной? Чувствую ватную слабость в коленках и прилагаю усилия, чтобы удержаться на подкашивающихся ногах. Вместо того, чтобы двигаться, чувствую себя словно боксер после нокаута.
Рекой льется шампанское и как всегда: ликованье, суматоха, море радости. Тут уж волей-неволей приходится натягивать на лицо улыбку. Двигаюсь как заведенный на механически переставляемых ногах.
В этот момент слышу, как комбриг обращается к Старику: «Командующий назначил Вас командиром 9-й флотилии!».
Эти слова заставляют меня обернуться к командирам. Не ослышался ли я? Старику придется сменить место службы?
Старик стоит остолбенев. Он выглядит так всегда, когда чем-то озадачен и точно не знает какую мину изобразить на лице. Он стоит так словно манекен и непонимающе смотрит на комбрига. Придется мне внести движение в эту немую сцену. Быстро пробираюсь между занятыми швартовами матросами, которые заблокировали проход и выплываю справа от Старика со словами: «Я вас поздравляю!».
Командир бригады одаривает Старика покровительственной ухмылкой, отдает честь и
Старик все еще выглядит смущенным и растерянным. Хорошо представляю какие чувства борются сейчас в Старике: прощание с лодкой, прощание с экипажем. К тому же служба в качестве столоначальника – это такая обыденность, над которой он всегда издевался. Однако, с другой стороны, это так же и реальный шанс не попасть в галерею героев–подводников в черной рамке, а пережить худо-бедно это лихолетье. В таком случае, этот приход станет его последней швартовкой. И, возможно, это как раз то, что и смущает Старика.
Приходится пожимать руки – десятки рук. Тут же ко мне подходит Кресс и не протягивая свои клешни выпаливает: «Вас вызывают в Берлин. И как можно быстрее.»
«Как можно быстрее? В Берлин? Как это понимать?»
господин обер-лейтенант Кресс вдруг начал яростно кивать кому-то в Комитете по встрече и даже подмигивать. Как только он закончил, то одарив меня сардонической улыбкой произнес: «Вас ожидали назад неделей раньше».
– Ну и что?
– Вы должны были явиться в Берлин в установленные сроки.
– А когда это должно было быть?
– Четыре дня тому назад.
– Звучит довольно таинственно!
Болтун с имперского радио пожал плечами, а затем, после очередных моих рукопожатий с встречающими, протрещал: «На доклад к Рейхсминистру доктору Геббельсу!».
Новость прозвучала для меня как гром с ясного неба. «Но уже прошло тринадцать дней!» шепчу я себе под нос и злобно смотрю на Кресса. Во мне вдруг прозвучало: «Высшая боевая готовность!» – главное не допустить сейчас никакой ошибки.!
– Я привез с собой много материала и его надо еще упорядочить.
– В подобных случаях мы работаем по ночам, – тут же парирует Кресс, – а то, что готово, возьмите сразу с собой. Вы и без того поедете в качестве нашего курьера. Лучше всего передайте мне ваши фотопленки.… Кстати, Вы уже сделали фотографии?
– Фотографии? – восклицаю удивленно, понимая в то же время, что как только этот хитрован заполучит мои пленки в свои лапы, я тут же лишусь и пленок и фотографий.
– Да, парочка моментальных снимков есть. А пленки еще на лодке в моих шмотках.
Отвечаю уверенно, чтобы показать, что не намерен более продолжать этот разговор, – Думаю, будет лучше, если я передам их нашему лаборанту. Ему нужна, кстати, и дополнительная информация по ним.
Тут мне приходится разыгрывать роль человека обалдевшего от встречи с землей и от той новости, что мне только что сообщили.
– Вас вызывают туда срочно. Вы слышите: срочно!!! – цедит репортер сквозь зубы и делает строгий вид.
– Я не глухой, господин обер-лейтенант! Парирую я, и делаю попытку спародировать его: «Будьте любезны, разрешить мне при этом, с Вашего позволения…».