Крест Евфросинии Полоцкой
Шрифт:
Она ушла в Сельцо, захватив с собой лишь Библию и каравай хлеба. И только одна монахиня решилась помочь Предславе в устройстве новой обители.
Им казалось: не смогут. Не справятся. Не бывать в Сельце монастырю.
Но, когда Предслава со своею спутницей добрались до Полоты, подле церкви Спаса уже вовсю стучали топоры. Весть о чудодейственном видении распространилась быстро. Весь Полоцк, казалось, неожиданно вышел на помощь для обустройства обители невест Христовых.
Хозяйственные хлопоты изматывали Предславу. Но, несмотря на усталость, она каждую минуточку благодарила Господа за великую поддержку.
Чудесный
Невероятно быстро преобразилось Сельцо, все окрест задышало красотой и покоем. Потянулись девицы в монастырь. Открылась школа. И деревянная церковка едва вмещала всех сестер, пришедших на службу.
Новый храм пришла пора возводить. Большой, просторный. Но вот как, на что?
«Надо ехать в Полоцк, – пронеслось в голове. – Помощи просить у князей. Дело-то божеское. Не смогут не понять».
И Предслава заторопилась. Распорядилась запрягать подводу, захлопотала, благословила сестер на труд. Тем временем у монастырских ворот появились девушки. На минуточку игуменья замерла, вглядываясь в их лица, а потом бросилась навстречу.
– Сестрички! Родные! Как же я соскучилась по вам! – выдохнула Предслава, обнимая Гордиславу.
Родная сестра, а выросла-то, выросла – не узнать, красивая, статная!
И Звенислава, дочь Бориса, изменилась, похорошела. Тоже, помнится, совсем маленькой была, сущее дитя. А сейчас – девица на выданье!
– Хорошо, что приехали, – заговорила Предслава и знаком подозвала стоящую в сторонке монахиню. – Помолитесь здесь, с сестрами побеседуете. Просите Бога о милости, и воздастся вам. Все будет, и женихи, и деточки здоровенькие. Попрошу сейчас сестру в трапезную вас свести. Проголодались с дороги? Знаю, проголодались. Может, не так сладок монашеский хлеб, как княжеский. Но вы уж не побрезгуйте.
– К тебе наша просьба, игуменья Евфросиния, – тихо сказала Гордислава, теребя кончик русой толстой косы. – Не знаю, как сказать. Отказа твоего боюсь.
Звенислава перебила сестру:
– А я не боюсь! Сможет Предслава понять наше желание. Сама она видела, как несправедливо все устроено в княжестве. Господь говорит: живите в мире, не убивайте. Да только года не проходит, чтобы наше войско в поход не выступало… Хотим мы постриг принять, игуменья. Помоги нам!
Предслава всплеснула руками. Вот сестры, вот надумали! Решимость на лицах, серьезны намерения. Да только что она скажет Борису и Святославу-Георгию?
А Звенислава все не унималась.
– Вчерась видела я Ангела, сестра. Так ясно видела, как тебя сейчас вижу, понимаешь? И сказал он мне: возьми все свое приданое, и золото, и утварь златую, и порты. [22] И снеси все это в Спасскую обитель. Помощь нужна игуменье Евфросинии в возведении нового славного храма.
Предслава похолодела от волнения. «Будь по-вашему, – подумала она. – Новый храм, и правда, пора строить. И вот привел Господь ко мне сестер. И какие-никакие средства появились на начало строительства. Воля Небесная и сестричек моих призывает».
22
Наряды.
Через месяц нарекли Гордиславу Евдокией. Евпраксией стала Звенислава.
Мысли о новом храме захватили Предславу целиком и полностью.
Учит ли она деток в воскресной школе. Переписывает ли книги. Скручивает ли тонкие, пахнущие медом свечи на радость Господу. А думы все одно вокруг храма крутятся. Думается о том, какое местечко дивное, на берегу Полоты, припасено. О том, что везут уже на телегах плинфу, [23] что печь строят для обжига. Только вот зодчего для строительства все не находилось. Об этом молилась Предслава, когда в ее маленькой келье появилась монахиня и молвила:
23
Красный плоский кирпич, используемый для строительства храмов в Полоцком княжестве.
– Матушка, там какой-то человек пришел, Иоанном назвался, вас спрашивает.
Она заторопилась в покой, где ожидал незнакомец.
Растерянное, смущенное лицо, натруженные руки, быстро отмечала Предслава, оглядывая мужчину.
Внезапно он упал на колени, перекрестился и с жаром заговорил:
– Матушка Евфросиния, ты ли это призываешь меня на дело великое? Глас я слышал ночью. Сказал он: «Иоанн, восстань, и иди в Сельцо на дело Вседержителю Спасу». Зодчий я, матушка, церкви Параскевы Пятницы и Бориса и Глеба в Бельчицах возводил. Не поверил я гласу, решил, с ночи привиделось. И вот стало пред глазами вдруг темным-темно. Только здесь очнулся. Не гневайся на меня, матушка Евфросиния. Прости, Христом Богом молю, прости!
«Он напуган, – подумала Предслава и жестом показала, чтобы зодчий поднялся с коленей, сел на скамью. – Как же он напуган. Помоги, Господи, найти мне слова успокоения для раба твоего Иоанна».
– Хоть и не я тебя призываю, но слушай ты того гласа. Храм нам надобно возвести. Сподобил Господь своей милостью. Успокойся. Не бойся ничего. Не надо бояться волю Небесную выполнять.
– Да будет так. Высоко в небо храм вознесется, – уже спокойнее сказал Иоанн. – И келью я для игуменьи сделаю пригожую. В форме креста будет та келья…
Предславе казалось: не по дням растет храм, по часам. И тридцати недель не прошло – а вот уже стены высоченные в Полоте отражаются и половина купола.
«Закончим, закончим к ближайшему празднику, – радовалась игуменья, осматривая строящуюся церковь. – И просторно там будет, и красиво».
Только Иоанн почему-то все чаще хмурился. Наконец Предслава не вытерпела, потребовала сказать, в чем дело.
Зодчий замялся.
– Матушка, не знаю, как сказать…
– Что, что Иоанн?
Он лишь развел руками:
– Плинфа, матушка… Закончилась, совсем закончилась, а часть купола, ты же видишь, не сложена. И знаю я, что нет больше в обители денег, все на храм ушли.
Денег, и правда, не было.
До рассвета молилась игуменья. Просила, чтобы сподобил Господь полоцких князей помощь оказать. Очень хотелось закончить храм к празднику. Так хотелось, так сильно, что просто мочи не было думать о рушащихся планах.
Она задула свечу, собираясь ненадолго прилечь. Но до слуха вдруг донеслись стоны, бессвязные выкрики.