Крест Империи
Шрифт:
— Да, - и голос другой, нежный, тихий. Будто она ласково касается кого-то рукой.
— Да, не знаю. Завтра?…
— Хорошо…
— Нет, все так же…
— Ага.
— Конечно, хочу.
— А ты?
— Двести лет.
— Или триста.
— Да. Пока. Да.
Элис еще какое-то время держала в руках переговорник. На лице ее замерло особое выражение - счастье и покой. Покой и счастье. Йэн знал, с кем она говорила. Кель звонил ей два раза в день - утром и вечером. Они не каждый день встречались - Кель был очень занят. Да
— Он очень… хороший парень… - выговорил Йэн, - очень толковый.
Глаза Элис сияли.
— Ты знаешь, он так хорошо с Тигренком… как родной… я волновалась. Мы ходили с ними в зоопарк крытый… и знаешь, они там бесились, как мальчишки. Тигренок просто в восторге…
Йэн молчал. Он почти и не помнил Вирана. По восстанию - немного, давал ему какое-то поручение, "есть" - и все, больше не встречались. По тюрьме - как-то были в одной общей камере, остались в памяти смутные картинки - парень корчится на полу, пытаясь дотянуться до простреленных своих голеней в грязных бинтах, лицо в ссадинах, крупные капли пота, глаза, мутные от боли… Рассказывать все это Элис?
Не хочется. И болит. Слишком болит.
Лучше не думать об этом. Если все время вспоминать, умрешь очень быстро. Сердце не выдержит. Хотя это, наверное, к лучшему, чтобы побыстрее. Но уйти с такой ненавистью и болью в сердце… Не надо. Лучше думать о тех, кого любишь. Молиться.
Было раннее утро.
Йэн это понял сразу. Свет сочился от окна, и стояла особая утренняя тишина - так бывает только в этот час, когда все еще спят, все отдохнули, и воздух особенно прозрачен и свеж.
Он проснулся от страха. От беспокойства. Болело как всегда, и дышать было тяжело, тоже, как всегда - но что-то сильно тревожило его, и вдруг очень захотелось увидеть этот утренний свет. Встать.. он не может больше лежать… Это и есть смерть?
Йэн справился с собой.
Ave Maria gratia plena, Dominus tecum. Benedicta tu in mulieribus…
Он успокаивался… Все будет хорошо. Неведомый свет сливался со светом утра. Все будет хорошо.
Salve Regina, Mater misericordiae…*
Господи, я люблю Тебя… Ты ведь возьмешь меня к Себе? *Радуйся Мария, благодати полная, Господь с тобой. Благословенна ты между женами..
Спаси, Царица, Матерь милосердная.
Что-то шевельнулось рядом, Йэн открыл глаза. Крис стояла у постели, в ночной сорочке, в халатике. Зеленые глаза обведены кругами. Она совсем не высыпается, милая…
— Йэн, ты что? Ты не спишь?
Она наклонилась к нему. Поцеловала.
— Ты хочешь что-нибудь? Может, в туалет?
— Крис, - сказал он, - я хочу… к окну… можно?
— К окну? Но… Впрочем…
Она подкатила кресло на колесиках. Профессиональным движением усадила Йэна, подняла коротко на ноги - в глазах потемнело, и на миг он потерял сознание - и очнулся уже в кресле. Сидя. Крис сняла флакон со стойки капельницы.
— Идем…
Она попробовала отдать ему флакон - подержать,
— Ладно.
Она прицепила флакон себе на халатик. Осторожно стала толкать кресло к окну.
Город там, за стеклом, был совершенно белым. Снег укутал столицу пушистой ватой, и сейчас, в предрассветных еще сумерках, сиял, и в городе было светло.
Йэн поймал взгляд любимой - и ужас в этом взгляде.
И тогда только, в этот момент он понял до конца- что умирает. Глаза Крис не умели лгать.
Он ждал этого момента, ждал уже давно. И готов был к этому уже много лет. И вообще странно, что он дожил хотя бы до этого момента… не сдох там в тюрьме или позже, на больничной койке… или раньше его не застрелили - ведь должны были, по идее.
И все-таки сейчас ему стало страшно.
Молиться…
Бог примет его. Простит. Но страшно, Господи, прости, что мне так страшно сейчас сделать шаг. Шагнуть за черту, которая разделит меня и… Крис. Оставить ее… насовсем… она плачет.
— Крис, - сказал он, - не бойся. Это… не страшно.
Она обняла его за шею. Поцеловала в губы.
— Йэн, я люблю тебя.
Страшно. Но Крис ведь еще хуже…
— Девочка… солнышкин ты мой…
Он откинул голову. Голова кружилась, потолок плыл над ним.
Крис склонилась к нему, обняла за плечи - так, как ребенка держат на руках. Прижалась к его лицу щекой. Щека была мокрая и горячая.
— Йэн… - сказала она, - еще… еще немножко… пожалуйста. Я не смогу без тебя.
В этот момент - так невовремя - прогремел звонок. Крис заметалась…Элис завозилась в соседней комнате - но она еще спала, надо идти открывать… выпустить из рук Йэна… Крис все-таки бросилась к двери.
— Кто там?
— Крис, это я… мы, - голос Иоста. Она открыла.
— Йэну очень плохо… - и бросилась в комнату. Иост пришел не один, с ним двое незнакомых каких-то. Но неважно. Сейчас все неважно.
Йэн еще жив. Он тяжело дышит, глядя в потолок. Но лицо спокойное… очень спокойное, и даже будто морщины разгладились.
— Здравствуйте. Я врач. Позвольте…
Странный, нездешнего вида белоснежный чемоданчик. Прибор… внутри - прибор. Прозрачный пакет с жидкостью внутри. Врач надевает его на локтевой сустав Йэна. Второй пришелец между тем что-то делает с приборчиком. Прикладывает к груди Йэна что-то вроде трубки.
— Ну и дела… ну и довели сердце… Ничего, сейчас все будет хорошо.
Элис возникла в комнате, неслышно, тоже в халатике.
— Держите…
Врачи переговаривались между собой на непонятном языке. Похож и на эдолийский, и на латынь, но - другой. Время от времени обращались к присутствующим.
— Дайте воды.
— Надо перенести на кровать.
— Полотенце.
Его несли на руках, уложили, рубашку на нем разрезали и сняли. Один из врачей держал его почему-то все время за руку, другой больше возился с прибором. Объяснял Крис.