Крест королевы. Изабелла I
Шрифт:
— Пресвятая Дева!
— Я был чрезвычайно осторожен, чтобы не уронить её. Мне очень жаль, что пришлось так поступить с вашей прекрасной женой.
— Главная башня снова заперта?
— Всё в порядке. Какой-то офицер с внешностью злодея пытался задержать меня в коридоре, пришлось убить его. А что теперь? Куда надо идти? Я буду следовать за вами, так как вы знаете город.
— Вы будете сражаться из-за каких-то несчастных евреев? — с сомнением в голосе спросил Кабрера.
— Беспорядки подобного рода всегда вызывали во мне отвращение и ненависть.
—
Всю эту тревожную долгую ночь женщины напряжённо вглядывались в темноту, но были не в состоянии рассмотреть, как идёт сражение на мрачных тёмных улицах внизу. Они беспрестанно молились за безопасность своих мужей, в то время как маленькая инфанта мирно спала на старой армейской кровати Кабреры. Ближе к утру пожары в гетто стали стихать. Ржание лошадей, яростные крики сражающихся мужчин, вопли раненых, звон стали постепенно прекратились.
— Я думаю, что Андрес оказал достойный приём людям короля.
— Фердинанд тоже принимал в этом участие, — гордо ответила Изабелла.
— Да уж, — сказала Беатрис, глядя со страхом на люк, хотя теперь он был захлопнут. — Он так напугал меня.
Изабелла улыбнулась, она могла бы весело рассмеяться при этом воспоминании, если бы Фердинанд уже был здесь, но никто из людей Кабреры ещё не вернулся в замок. По мере того как наступал рассвет, они видели, как на улицах города засыпали песком пятна крови и разбрасывали дымящиеся остатки пожарищ, как несли безжизненные тела тех, кто был уже мёртв или, может быть, умирал. На таком расстоянии все тела выглядели небольшими, но некоторые были очень уж маленькими по сравнению с остальными. Изабелла бросила взгляд на кровать, где мирно спала её дочь.
— О, Беатрис, всё это так страшно!
— Андрес говорит, что погромы бывают всегда.
— Я никогда не позволю ничего подобного, когда стану королевой.
Беатрис пожала плечами:
— Ни один государь не смог прекратить погромы, хотя некоторые пытались. Этот погром начал Виллена: Андрес знает, что тот хочет стать казначеем. Обычно всё происходит без всякой видимой причины. Все ненавидят евреев, особенно когда дела идут плохо. Разве ты думаешь по-другому?
— На самом деле я не испытываю ненависти ни к кому, за исключением мавров, но я не думаю, что буду их ненавидеть, если они уйдут в Африку, где их место.
— В Испании всегда будут ненавидеть мавров и евреев, и, до тех пор, пока это будет продолжаться, будут и проблемы, — сказала Беатрис.
«Она говорит те же слова, что и Фердинанд», — мелькнуло в голове у Изабеллы. И подумала: интересно, скука или что-то другое, недоступное её уму, заставило его рисковать жизнью в уличном сражении за спасение евреев Сеговии? Она никогда не слышала от него хотя бы одно доброе слово о евреях. А теперь он так яростно сражался за них. Но какова бы ни была причина, она гордилась мужем...
Вскоре раздался стук в дверь главной башни. Часовой Кабреры, получивший приказ не открывать никому, кроме коменданта, закричал, что стучавшему лучше убраться, а то на голову ему сбросят камень. Голос арагонца прокричал сквозь дубовую дверь, что принц Фердинанд хочет сообщить своей жене и маленькой дочери — с ним всё в порядке. Изабелла поблагодарила Бога. Она сказала дочери, что её отец уходил ночью на прогулку и скоро вернётся домой.
— Прошлой ночью было много шума, — произнесла инфанта беззаботным детским голоском, — а эта постель слишком жёсткая.
— А с доном Андресом всё в порядке? — закричала Беатрис.
Но человек, принёсший новости, уже исчез.
— Андрес никогда ничего мне не говорит, — надулась Беатрис.
— Он вернётся. Он знает город, его окружают преданные ему люди. Бог защитит его.
«Да, теперь легко тебе говорить успокаивающие слова», — подумала Беатрис. И всё же, если Бог защитил Фердинанда, она могла надеяться, что он сделал то же самое и для Андреса. Кабрера в большей степени заслужил эту защиту.
Около полудня послышался стук копыт: это комендант привёл свои победившие отряды в алькасар. Несмотря на свою обычную сдержанность, Кабрера на этот раз был взволнован. Фердинанд тоже светился от радости: сражения всегда вызывали в нём такие чувства.
Когда победители оказались в жилых помещениях замка, Кабрера, подойдя к окну, указал на дюжину изуродованных трупов.
— Это офицеры Виллены, — сказал он. — Я предупредил своих людей, что с ними можно не церемониться.
Изабелла велела инфанте отвернуться и посмотреть на широкие поля пшеницы, зеленевшие на горизонте.
— Скоро они пожелтеют, как твои волосы, и у всех будет достаточно еды.
— Пусть она посмотрит, — сказал Фердинанд, — и запомнит, что случается с теми, кто собирается убивать ни в чём не повинных людей.
За ужином той ночью Фердинанд был весел и даже выпил один из тех немногих бокалов вина, которые иногда позволял себе.
— Много евреев погибло, но ещё больше убито королевских солдат. Евреев уже положили в сосновые гробы, христиан забальзамировали, и все молитвы уже прочитаны. Порядок в Сеговии восстановлен. Огонь погромов погашен раз и навсегда.
В голосе Фердинанда слышалось неприкрытое самодовольство.
Но Кабрера не был так спокоен. Его совесть мучило то, что он выступил с оружием против своего короля.
«Но я не мог поступить иначе, — мысленно защищался он, словно оправдываясь в суде. — Я не мог позволить, чтобы мои гости были убиты. Я не мог допустить, чтобы беззащитные люди стали пешками в смертельной игре, затеянной государственными деятелями. Да, я не собираюсь оставаться в стороне, в то время как придворный интриган организует заговор с целью захвата моей должности казначея короля. Я бы уже давно мог стать богачом: ни один человек при дворе никогда не заглядывал в мои книги. Но я не использовал ни одного мараведи в свою пользу. Когда хозяин беспечен, слуга должен быть вдвойне честен».