Крест на башне
Шрифт:
Положение спас лейтенант Волконский. Длинно выругавшись, надо полагать, в порядке разминки, он отстегнул от своей трофейной камуфляжки погоны, подхватил пулемет и, спустившись вниз по склону, встал на середину дороги метрах в ста от наших окопов.
Точно процитировать его обращение к водителю автобуса я не смогу: до нас доносились лишь отдельные обрывки «специфических морских терминов», но даже и они заставляли двух унтеров в соседнем окопе одобрительно кивать и прицокивать языками. Водитель, правда, тоже не остался в долгу, но на стороне лейтенанта было осознание моральной правоты, а также превосходящая огневая мощь. Очередная тирада, подкрепленная фонтанчиками песка в полуметре от передних колес, заставила водителя понять всю глубину своих заблуждений. Автобус, пятясь, сдал на полсотни метров назад, развернулся и
Еще через час вылетевшие в очередной рейд «Скифы» сообщили, что в нашу сторону движется небольшая колонна легковушек, судя по всему, штабных. Капитан Ерофеев начал было радостно подкручивать кончик уса, однако еще через пять минут уже с нашей, южной стороны, на горизонте возник очередной пыльный шлейф, и на этот раз он был значительно гуще.
Подсчитав количество маленьких черных коробочек, я пришел к неутешительному выводу, что в гости к нам направляется человек пятьсот. Синий батальон. Причем в отличие от нас это не утешительное именование неполной роты. Штабс-капитан же дополнил сей вывод известием, что к машинам прицеплено на буксире нечто пушкоообразное — то ли легкие «полковушки», то ли тяжелые минометы… как говорится, выбирай, кума, что тебе меньше нравится.
Чуть позже с противоположной стороны появились обещанные пилотами легковушки, однако грузовики к тому времени уже преодолели полпути до наших холмов, и было ясно, что к «финишу» они успеют первыми.
Поговорка про двух зайцев до сего дня была справедлива повсеместно, за исключением разве что Остзейских земель, но комбат все же решил рискнуть. Один взвод первой роты и пускачи он направил к нам, второй загрузился в аэровагон, третий же Ерофеев пока придержал в «личном резерве».
Собственно боем это было назвать сложно. C'est magnifique, mais се n'est pas la guerre, [31] как сказал по схожему поводу один французский генерал.
31
C'est magnifique, mais ce n'est pas la guerre (фр.) — «Это великолепно, но это не война». ПьерБоскет произнес эту фразу, наблюдая за броском Легкой Бригады.
Мы открыли огонь, когда передняя машина находилась меньше чем в сотне метров от окопов. Бронебойщики по головным, пускачи по задним. Один пускач, правда, промахнулся, но большой роли это не сыграло, дорога была закупорена надежно. И из всех стволов, сначала по бортам, а потом по тем, кто успевал выскочить, — кинжальный огонь, и спрятаться им было негде: кругом степь, а мелкий кювет с высоты склона простреливался без проблем.
Уйти удалось примерно половине. Все же их было слишком много. Плюс сыграла роль также растянутость колонны и дым от загоревшихся машин — подавляющее большинство стрелков выбирали цели непосредственно перед собой, а по дальним всерьез работали только минометы. Плохо, что спастись сумели и несколько машин, одна из которых была с прицепом, и это мы ощутили на своей шкуре очень скоро.
С другой же стороны долины картина разворачивалась следующим образом: при первых звуках начавшегося боя штабная колонна остановилась, скучившись, начала, было, пытаться развернуться, но прошедший буквально в метре над крышами авто турбокоптер обстрелял их из курсового, завис в полусотне метров впереди и с аппарели посыпался десант, с ходу беря синих в полукольцо.
Как оказалось, в наши гостеприимные объятия влетела часть штаба 41-й бригады 27-й моторизованной дивизии. К сожалению, сам командир оного подразделения среди пленных не присутствовал, ибо предпочитал использовать для перемещений самолет связи, зато нам достался его политрук, начальник штаба, начальник особого отдела и еще семеро товарищей начальников рангом помельче. Налицо, как верно заметил капитан Ерофеев, явный прогресс — не далее как год назад синие командиры преспокойно обходились одним политруком, а оперативные планы успешно заменяли набором более-менее подходящих к случаю цитат из своего социал-интернационалистического Талмуда. А теперь… да-а, растут детишки. Росли, растут, скоро вырастут…
По приказу комбата пленные были аккуратно связаны, возможно, правильнее было бы даже употребить термин «упакованы», и уложены в аэровагон для отправки в виде презента. Хотя, признаюсь, руки так и чесались отправить их не в штаб бригады, а куда ближе, в штаб — по их собственному «милому» выражению — к Пестрякову. Проще говоря, перестрелять, — в конце концов, те мертвецы, что лежали сейчас вокруг горящих грузовиков, были виноваты куда меньше этой откормленной сволочи.
Впрочем, там лежали не только мертвецы: санитары из направленного на «досмотр» взвода Волконского принесли уже восьмерых и, судя по доносившимся снизу стонам, работы Михайлову, сельскому доктору откуда-то из-под Калуги, заменившему меня на должности ротного фельдшера, и его коллеге из первой роты предстояло много. Единственная же наша потеря — унтер Кащук, пулеметчик из первого взвода, «поймал» под обрез каски шальную пулю и нуждался в услугах лишь священника.
Судьбой сбежавших синих я поначалу не интересовался, полагая по прошлому опыту, что они уже находятся на полпути к ближайшей деревеньке. И потому меня весьма сильно удивили слова Игоря, который, отняв от глаз бинокль, сообщил, что отступившие соц-нацики начинают окапываться.
Подняв «Никон», я убедился, что штабс-капитан, к сожалению, прав. Похоже, среди уцелевших нашелся-таки один грамотный командир. Причем, сумевший не только остановить бегущую толпу, но и вспомнить характеристики ротных минометов: синие окапывались за пределами нашей досягаемости. Нашей, но не их, о чем полминуты спустя возвестил низкий воющий звук.
Второму взводу повезло. Синий минометчик угадал с дальностью, но тяжелая мина рванула слева от разгромленной колонны, а взвод в тот момент прочесывал правую сторону — смертоносные осколки достались и без того вдосталь изрешеченным грузовикам. Второй выстрел был точнее… но люди Волконского уже были на полпути к окопам. Третья мина взломала сухую землю в полусотне шагов от нас, и крупный осколок, блестя иззубренной синевой излома, шлепнулся на дно траншеи.
Это было не просто плохо — это было очень плохо. И дело было даже не в том, что пятидюймовый миномет мог здорово перекопать наши окопы. Если им вздумается перенести огонь дальше, в долину… хватит одного единственного удачного попадания, да что там, — осколка.
«Скифы» появились одиннадцать минут спустя.
Как человек, испытавший на собственной шкуре самые разнообразные виды «огневого воздействия на противника», ответственно заявляю — ничего более жуткого и угнетающего, чем штурмующий тебя ударный турбокоптер, человечество пока не придумало. Более эффективное по части изничтожения себе подобных, возможно, а вот по части воздействия на психику — нет! Когда с диким воем рушатся сами небеса и падший ангел, плюясь огнем, мчится, с каждым мгновением увеличиваясь в размерах, точно на тебя… человеком, разумным существом, высокоорганизованной мыслящей материей себя ощущать перестаешь и наружу вырывается дремавший доселе в генной памяти инстинкт, наследство от какого-нибудь кольчатого червя — страх! Желание выжить! И очень немногие находят в себе силы перебороть его, загнать обратно вглубь, сумев остатками разума осознать, что поддаваться нельзя! Ибо у того, кто, аки младенец в утробе, скорчился на дне траншеи, шансы выжить все-таки есть, а вот пробежать ты сумеешь только шаг. Один-единственный, прежде чем ракеты и пушечные снаряды в очередной раз подтвердят нехитрую истину, что смерть летит быстрее бегущего человека.
Первый залп турбокоптеры дали по позиции миномета, затем развернулись, прошли, трепеща огоньками пушек, на бреющем вдоль траншеи… опять развернулись, вновь пустили ракеты… и, прежде чем господа соц-нацики успели хоть немного опомниться, первая рота атаковала их с тыла.
Это был разгром. Полный и окончательный. 619-й батальон 17-й стрелковой бригады, — так, судя по словам пленных и трофейным документам, именовалась их часть, — перестал существовать.
Кажется, мне понемногу начинала импонировать идея аэромобильных войск. Равно как и сымпровизированная комбатом тактика «блошиных прыжков». Прыг-скок, кусил здесь, цапнул там, пустил кровь в третьем месте… wie ein Floh aber O-ho! [32]
32
Wie ein Floh aber O-ho! (нем.) — Как блоха, но ого-го!