Крест в свечке
Шрифт:
В полутёмном склепе с высокими потолками впервые за много лет почувствовала себя неуютно, и даже не потому что, как и предполагала, оказалась одна. Истощённая годами и страстями женщина, принимавшая её на ресепшен, как-то странно отстраняясь, укладывала вилки и ложки. Потом поставила первое блюдо на самый край стола, и пришлось прогнуться, чтобы пододвинуть к себе тарелку.
С неприметной подавальщицей шапочно знакомы несколько лет, прошлым летом болтали весело у входа о её неспокойных снах, о пустом, несущественном. Про Дёму ничего ей не говорила… Теперь, разинув клювообразный ротик, та затараторила:
– И чего вам, москвичам, дома не сидится. Вдруг у вас тоже коронавирус!..
Надежда Константиновна, такого не ожидавшая, встрепенулась, ничего не ответила. Отставила в сторону тарелку с жиденьким гороховым супом, с грохотом отодвинула стул и вышла в коридор. Порывисто простучав каблуками по ступенькам, уединилась в номере.
«Что, выселять будут? А куда? Самоизоляция в отеле запрещена? Но я же не на самоизоляции. И совершенно здорова».
Зазвонил телефон, но она не отвечала. Через минуту раздался стук в дверь.
– Ну что я такое сказала?.. Завтра приедут врачи, заберут у вас биоматериалы и живите себе спокойно, сколько душе вздумается. Никто вас не выгонит…
Потом послышался заунывный плач.
– Ну простите меня, я виновата… Можно, мы вместе проведём этот одинокий вечер… вместе, в этом пустом доме… только вы и я… друг для друга… всего лишь раз… вместе!.. Вирус обволакивает меня во сне, я боюсь засыпать … Умоляю вас… не оставляйте меня одну… Я люблю вас, слышите, люблю!..
Надежда Константиновна, ошеломленная внезапным признанием, обеспокоилась не на шутку. «Вот уж не думала, что она из тех… Наверно, это от стресса. Пресса пересолила, запугали народ. Люди и не такие ломаются, в Москве навидалась…»
Внезапно погас свет. Исчезла и светлая полоса за дверью, осталась кромешная темень. За дверью ойкнули и зашаркали. Как только звуки сношенных шлёпанцев стихли, Надежда Константиновна взяла дремавший целые сутки смартфон и нажала на кнопку. «Просыпайся! В Москве заряжала, на шесть часов хватит. И фонарик есть». Она отвела ладонью тяжёлую гардину и притулилась лбом к стеклу. За окном чернело безмолвие, издалека наслаивались в бесконечный шорох едва слышимые звуки прибоя.
«Отключили весь Sorkau. Опять сбои с поставками тока».
Вспомнила отчетливо тот год, то невыносимо холодное лето, когда прилетела в госпиталь к умирающему сыну и её поселили в офицерском общежитии. Тогда тоже внезапно отключили электричество, мужики в формах повыскакивали в коридор, заголосили мобильники. Потом выяснилось: на побережье возводили насыпь для нового путепровода. Взялись поднимать линию электропередачи, целых 330 киловатт, и пришлось её планово отключить. Была ещё запасная линия. Но разбушевалась гроза, замкнуло кабель, по которому наш ток поступал в соседнюю Литву. Местной теплоэлектроцентрали некуда было отдавать произведенную энергию, и на электростанции сработала аварийная защита. Сразу вырубились оба энергоблока, и стратегическое побережье погрузилось в первобытную темноту.
«По закону физики из-за отсутствия электроэнергии в калининградских проводах в регион бесконтрольно потёк ток из сварливой Литвы. Выручили, так сказать, эксклав, потом счёт выставили. В местной прессе растрезвонили… А мой мальчик ещё жил, но это были его последние сутки. Умирал со сломанным позвоночником в кромешной темноте… Опять такая же авария?»
Она наощупь нашла сумку, вынула клатч и извлекла третье, последнее письмо.
30.06.2011. Мама, здравствуй! Я понял, почему это поручили нам. Мне в курилке схему объяснил пьяный Изрохин. В гарнизоне не хватает личного состава, а контрактники отказываются. Дембелей тоже берегут, потому что если какая травма, придётся оплачивать лечение. Поэтому в нашу в/ч прикомандировали новобранцев со всех частей.
Июнь здесь какой-то не тот, дождь со снегом валит. Тару разбираем вручную, она рассыпается в труху. Вытаскиваем снаряды, укладываем на тележки и выкатываем к машинам. Ржавые конусы по 100–120 кг, им по 30–40 лет – списанный арсенал. Вчера подогнали спецтехнику, и наша команда загрузила норму. За неделю надо заполнить эшелон из 13 вагонов. За работу срочникам по 400 руб., командиру подразделения – премия 180 тысяч. А здесь эшелоном не обойтись. Ребят уже полно с травмами межпозвонковых дисков и плевритом, некоторых отправляют на комиссацию. Вчера ещё подвезли «молодых». На утреннем построении опять инструктаж, всё одно и то же. Ничего, утилизацию обеспечим в срок. Командиру орден, Изрохину медаль, а мне отпуск.
Мама, у меня шея болит, на ветру ладони не чувствую, железо скользит в ладонях. Как же я буду снимать фильмы, когда вернусь? Твой сын Демьян
Через неделю позвонили из военкомата, холодно и официально пригласили. Цветущий военком, запинаясь, сообщил, что при выполнении служебных обязанностей её сын получил тяжёлую травму и сейчас находится на излечении в гарнизонном военном госпитале. Бросив все дела, сломя голову полетела с первым же рейсом в янтарный край.
В ту бессонную тревожную ночь вот так же включила смартфон с музыкальной заставкой. И вдруг на стены повылезали жирные пауки, с ноготь величиной каждый, и поползли вниз к паркету. Не растерялась, взяла тряпку и, пока холостые офицеры где-то в коридоре возились с электрощитом, похватала крестовиков тряпкой и выкинула в окно всех до единого.
Утром посадили в автобус и отвезли вместе с врачами и медсестрами в госпиталь: они ехали на службу, она – к зримому результату этой службы. Хамски строгая старшая медсестра в палату не пустила, только передала записку, написанную знакомой, но уже нетвердой рукой. Едва разобрала сыновьи каракули:
Мама, когда меня не станет, послушай Down By The Seaside и In My Time Of Dying [8]
«Он любил рок-музыку, старый Led Zeppelin, их пластинки семьдесят пятого года. Господи, меня саму тогда ещё только-только в детский садик привели».
Она перечитывала эту записку бессмысленными глазами в тесном пропахшем хлороформом коридоре, а потом сестрахозяйка повела её к главному хирургу…
Известие о смерти сына выдержала спокойно. Хныкала всегда одна, никто никогда не видел её слёз. Всё остальное не хотела сейчас вспоминать: опознание в морге, фальшивые соболезнования поддатого командира части, свидетельство о смерти, подписи на документах о материальной компенсации, перевозка тела, похороны с почётным эскортом и хлопками выстрелов при закладке гроба в могилу. Подарила старшей сестре коньяк, та смилостивилась и всё рассказала. После перелома позвоночника Дёма пришёл в сознание всего один раз, за сутки до её приезда, улыбался, попросил клочок бумаги, написал записку и попросил передать ей.
8
Соответственно «У взморья» и «Когда придёт время умирать»: композиции группы Led Zeppelin из альбома Physical Graffti (1975, 2 LP).