Крестный отец (перевод М.Кан)
Шрифт:
― Что за детская болтовня, ― сказал он резко. ― Уши вянут. Как не стыдно, Кей.
― Ну, извини.
Они вышли на тихий зеленый проселок. Хейген спокойно спросил ее:
― Ты почему сбежала?
― Потому что Майкл мне солгал, ― сказала она. ― Потому что он дурачил меня, когда согласился быть крестным отцом на конфирмации сына Конни. Он меня предал. Я не могу любить такого человека. Я не могу так жить. Не хочу, чтобы у моих детей был такой отец.
― Не понимаю, о чем ты говоришь, ― сказал он.
Теперь уже, и с полным
― Я говорю, что он убил мужа своей сестры! Это ты понимаешь? ― У нее на миг перехватило дыхание. ― А мне солгал.
Долго потом они брели молча. Наконец Хейген заговорил:
― Ты не знаешь, так это или нет на самом деле, и знать не можешь. Но давай на минуту допустим, что это правда, ― только запомни, я этого не утверждаю. Что, если бы я привел тебе доводы, которые в известной мере служат оправданием подобного рода действий? То есть, вернее, могли бы служить...
Кей смерила его презрительным взглядом.
― Первый раз тебя вижу в роли адвоката. Ты в ней выглядишь не очень привлекательно, Том.
Хейген усмехнулся:
― Неважно. Ты все же выслушай. Что, если Карло подставил Санни, выдал его убийцам? Если Карло в тот раз избил Конни не случайно, а по заранее намеченному плану, с умыслом выманить Санни из укрытия ― и было известно, что он предпочтет ехать через Джоунз-Бич? Что, если Карло подкупили, чтобы он помог убить Санни? Что тогда?
Кей не отвечала. Хейген продолжал:
― И что, если дон, великой души человек, не нашел в себе силы сделать необходимое ― отомстить за убийство сына, убив мужа родной дочери? Если он, наконец, уже дошел до предела ― и сделал своим преемником Майкла, зная, что Майкл снимет с его плеч это бремя, взвалит эту вину на себя?
― Но все давно осталось позади. ― У Кей выступили слезы. ― Сколько времени прошло, все уже улеглось. Почему нельзя было простить Карло? Забыть ― жить дальше, не поминая старого?
Она вывела его луговой тропинкой к ручью, осененному ветвями ив. Хейген сел, утонув в густой траве, и вздохнул. Оглянулся кругом, вздохнул опять.
― В таком мире, как здесь, это было бы возможно.
Кей сказала:
― Он не тот человек, за какого я выходила замуж.
Хейген коротко засмеялся:
― Был бы тот, так лежал бы сейчас в могиле. А ты была бы сегодня вдовой. И никаких проблем.
Кей вспылила:
― Что это значит, можешь ты объяснить, черт возьми? Можешь один раз в жизни выражаться понятно? Майкл ― не может, я знаю, но ты-то? Ты же не сицилиец, Том, ты можешь поговорить с женщиной откровенно, отнестись к ней как к равной ― такому же человеку, как ты?
Опять надолго наступило молчание. Хейген покрутил головой.
― Ты судишь о Майке неверно. Вот ты возмущаешься, что он тебе солгал. Но ведь он же предупреждал, чтобы ты никогда не спрашивала о его делах. Ты возмущаешься, что он был крестным отцом на конфирмации сына Конни. Но ведь это ты его заставила. А между тем ему, по логике вещей, как раз бы именно полагалось избрать такой ход. Классический маневр, с целью усыпить подозрения жертвы. ― Хейген взглянул на нее с хмурой усмешкой. ―
Кей слушала его с лицом, мокрым от слез.
― И Майкл прислал тебя сказать мне все это?
Хейген посмотрел на нее с искренним изумлением.
― Да нет. Он велел передать, что ты можешь иметь что захочешь и поступать как захочешь, если только будешь как следует заботиться о детях. ― Хейген улыбнулся. ― Велел сказать тебе, что его дон ― это ты. Шутка такая.
Кей положила Хейгену руку на плечо.
― Значит, не он велел рассказать все это?
Хейген помедлил в нерешительности, как бы колеблясь, стоит ли говорить всю правду до конца.
― Ты так и не поняла, ― сказал он. ― Если Майкл узнает, о чем я тебе тут рассказывал, то я ― мертвец. ― Он снова помолчал. ― Есть только три человека в мире, которым он не причинит вреда, ― это ты и дети.
Прошло пять бесконечных минут. Потом Кей поднялась с земли и они медленно тронулись назад. Почти у самого дома Кей спросила:
― Ты можешь после ужина отвезти нас с детьми в Нью-Йорк на своей машине?
― За этим я и приехал, ― сказал Хейген.
Через неделю она пошла к священнику и сказала, что хочет принять католичество.
Из сокровенных недр храма вылетел колокольный звон, призывая к покаянной молитве. Кей, памятуя о полученных ею наставлениях, легонько ударила себя в грудь сложенной ладонью в знак покаяния. Опять зазвонил колокольчик, тотчас сменясь шарканьем ног, ― это причастники, покидая свои скамьи, потянулись к перильцам алтаря. Кей поднялась и двинулась следом. Преклонила колена пред алтарем, и вновь из глубины церкви донесся звон колокольчика. И снова сложенной ладонью Кей ударила себя в то место, где находится сердце. Перед нею стоял священник. Запрокинув голову, она открыла рот, готовая принять тоненькую, как папиросная бумага, облатку. Настал тот миг, который более всего внушал ей трепет. Пока не растает облатка и можно будет сделать глоток, и совершить то, ради чего она сюда пришла.
Очистясь от греха, осененная благодатью, Кей склонила голову, сложив руки на перильцах алтаря. Слегка переменила положение, освобождая от тяжести затекшие колени.
Отогнала прочь все мысли о себе, о детях, весь гнев и возмущение, все вопросы. И с истовым и глубоким желанием веровать, быть услышанной она, как вчера, как каждый день со времени убийства Карло Рицци, стала произносить слова молитвы о спасении души Майкла Корлеоне.