Крестоносец в джинсах
Шрифт:
Еще одна загадка.
— Их перевезли на кораблях, — все так же шепотом продолжал монах, — после того как море не расступилось перед ними. Всего было пять кораблей, три погибло во время шторма, а два других… Говорят, они благополучно пересекли море, и дети сейчас в Тунисе…
Он замолчал, подавленный горем.
— Дон Йоханнес, я не понимаю вас. Что это за дети? Как они попали на корабли?
— Суда ожидали их в гавани Марселя.
— Вот оно что… А кто же все это устроил?
Долф вспомнил, что Леонардо однажды обмолвился о крестовом походе детей, который отправился из Франции примерно в это же время.
— Дон Йоханнес, объясните
— Так все было задумано. Двое взрослых и один пастушонок привели их туда, а дети были уверены, что отправляются в Святую землю. Стефан — так звали пастушонка — пообещал им, что море отхлынет от берегов. Никакого чуда, конечно, не произошло. Безмерное отчаяние охватило детей, но тут как раз показались пять кораблей, которые поджидали их уже неделю. Корабли, как уверяли взрослые, должны доставить их прямо в Святую землю.
— Ну хорошо, а что им делать в Тунисе?
— Неужели ты не понял, Рудолф? Корабли держали курс прямехонько в Северную Африку, на рынки рабов, как и было условлено с самого начала.
— Что-о-о?
Долф не мог прийти в себя. Страшный смысл этих слов медленно доходил до него.
— Значит, детей обрекли на… Но это же невозможно! Дон Йоханнес, не хотите ли вы сказать, что и эти ребята из Германии тоже… что в порту Генуи ожидают суда, готовые отправить всех нас в Африку, где мы будем проданы в рабство? Неужели вы это хотите сказать?
Монах молча кивнул головой и боязливо огляделся.
— Вот почему он торопил нас в Геную… Боже мой, но это же…
Йоханнес испустил тяжкий вздох.
— Три из этих кораблей пошли ко дну, спастись не удалось никому, — удрученно бормотал монах. — А случилось это как раз в те дни, когда непогода застигла нас в Альпах.
— И наши ребята тоже?
Йоханнес пристыженно молчал, склонив голову.
— Выходит, — Долф тоже перешел на шепот, — в Генуе нас ожидают суда, готовые отплыть в Африку? А ребята думают, что они направляются в Палестину…
Йоханнес кивнул головой.
— И вы… допустите это?
— Нет! — вскричал монах. — Не могу я больше! Я упрашивал Ансельма, но куда там! Он и слушать не желает. У него одно на уме — получить свое серебро.
— Дело обговорено заранее, — в бессильном отчаянии сокрушался Долф, — а ведь я все время подозревал, что детям морочат голову этой сказкой, что за всей этой историей кроется какая-то тайная возня. Дон Йоханнес, давно ли вы об этом знаете?
Йоханнес не ответил.
— Неужто вы знали с самого начала, еще в Кельне? — не веря себе, допытывался Долф.
И вновь ответом ему было молчание.
— Вы… вы сами придумали это?
— Я тут ни при чем, да и Ансельм тоже, мы только исполняли.
— Кто же задумал это? Кому пришла в голову проклятая мысль заманить в ловушку тысячи детей, хитростью загнать их в эту гавань, чтобы отправить в неволю? Кому?
Йоханнес только пожал плечами.
— Значит, Aнсeльму?
Снова молчание.
— О господи, дон Йоханнес, ну скажите же хоть слово! Что теперь будет?
— Не знаю, — удрученно прошептал монах. — Мы опоздали. Господь пожелал, чтобы мы пришли слишком поздно, и корабли уже снялись с якоря.
— Слишком поздно!
— Вообще-то нас ждали к середине июля, а теперь середина августа.
— Так… середина августа. Вот почему Ансельм так спешил, вот почему он все время злился и подгонял нас!
Йоханнес кивком подтвердил.
Чудовищный замысел не укладывался в сознании Долфа. Можно ли поверить, что взрослым людям могла прийти в голову мысль обманом привезти тысячи ничего не подозревающих детей на невольничьи рынки Африки?
— Иерусалим-то ведь не в Северной Африке, — медленно произнес он.
— Это мы с тобой знаем, да и Ансельм тоже, а детям откуда знать?
— Но для чего это? — исступленно спрашивал Долф.
— Нам посулили большие деньги. В Генуе нам заплатят по динарию за каждого здорового ребенка.
— Недурно, — заметил Долф, который к этому времени уже успел разобраться в достоинстве монет, имевших здесь хождение. — Семь тысяч динариев, да это целое состояние!
Йоханнес опустил голову и заплакал.
— Я не хочу, — твердил он, — не могу больше… Дети, они такие доверчивые, они ни о чем не подозревают, они мечтают увидеть Иерусалим… И я так привязался к тебе, Рудолф.
Долф кивнул головой. Смятение его усиливалось с каждой минутой. Подумать только! Марике на рынке рабов в Тунисе, прелестная отважная Хильда, белокурая Фрида, знающая толк в целебных травах, силач Берто, и Петер, Франк, Карл… Немыслимо!
— Нужно сорвать этот замысел, дон Йоханнес!
Монах съежился.
— Не называй меня титулом священнослужителя, я этого не заслуживаю.
— Так вы не настоящий монах?
— Нет, теперь уже нет… Ах, Рудолф, когда-то я был добрым малым, хотел посвятить себя Господу нашему, но меня, недостойного, изгнали из монастыря… Тяжко мне было — ни ремесла в жизни, ни будущего; бродяжничал, дошел до воровства, и вот в Генуе повстречал Ансельма. Дела его в ту пору были столь же плачевны, как и мои, но сам он намного хитрее меня. Хитрее и бесчестнее. У него обширные связи среди людей самой дурной славы — пиратов, контрабандистов. Один из них, некто по имени Больо, попросил нас помочь ему. Кому из них первому пришла в голову мысль завлечь в западню тысячи ребят из северных земель, я не знаю. Однажды Больо рассказал о двух мнимых монахах, отправившихся во Францию, чтобы набрать там целую армию бездомных маленьких бродяг и привести их в Марсель. Он спросил, готовы ли мы проделать то же самое в германских землях. Вознаграждение он посулил королевское: красивые белокурые рабы с севера идут в Тунисе по высокой цене. Арабы охотно покупают их.
Долф подавил дрожь отвращения, попытался овладеть собой. Он готов был сейчас в глотку вцепиться этому Йоханнесу… Огромным усилием воли он сдержал себя.
— И вы пошли на это?
— А что я мог сделать? Выбирать не приходилось… И я не видел в этом ничего особенно дурного.
— Ничего дурного в том, чтобы обманом отправить в рабство тысячи детей? — переспросил потрясенный его словами Долф.
Йоханнес только ниже склонил голову.
— Всем известно, что арабы — народ просвещенный, и тем, кто попадет к ним в рабство, живется не так уж плохо, если только они не отличаются строптивостью. Да и кто шел с нами в поход? Бездомные бродяги и сироты, беглые маленькие крепостные, ленивые и неповоротливые попрошайки, живущие воровством и вымогательством. Им все равно бы не дожить до зрелого возраста, очень скоро они бы закончили свои дни на виселице или замерзли на дороге… В ту пору я чуть ли не благодеянием почитал собрать этих обездоленных и отправить их в теплые края, продать богатым и просвещенным хозяевам. В любом случае их ожидала лучшая судьба в сравнении с той жизнью, которую они вели на родине…