Крестовый поход детей
Шрифт:
– Не понимаю, почему.
Управляющий резко повернулся. Его лицо исказилось от ярости.
– Ты не понимаешь, почему? Я скажу тебе, почему. Потому что от религии одни несчастья. Войны, преследования. Я совершенно уверен в том, что и Чрезвычайное положение произошло по вине религии.
– Мы не можем этого знать.
Молодой человек ухмыльнулся.
– Считай, что я в это верую.
Последнее слово он произнес с выражением глубочайшего презрения.
– Как бы то ни было, я не мог принести большого вреда. Ты утащил меня до того, как
– Конечно, я помешал тебе ответить. Твоему Христу здесь не рады.
Джон встал как вкопанный. Управляющий сделал еще пять быстрых шагов и только потом обернулся.
– Это не мой Христос, — сказал священник твердо, — И Он не нуждается в твоем позволении для того, чтобы войти в эти стены.
Юноша в ярости снова повернулся к нему спиной, крепко сжав кулаки. Его аура была черно-грозового цвета. Он стоял напротив Дэниэлса, который, в свою очередь, не сдвинулся ни на миллиметр. Они были похожи на две каменные статуи. И только пар, исходивший из их ртов, свидетельствовал о том, что это живые люди. В коридоре было не так тепло, как в помещении, где Дэниэлс рассказывал детям историю Тома Сойера. Там было как в теплице. Как в инкубаторе. Теперь Джон понял, почему Город с таким маниакальным упорством охранял это помещение. Это действительно была их сокровищница, а сокровищем было их новое поколение. В очередной раз за время этой остановки на своем пути отец Джон Дэниэлс испытал боль и ужасное чувство вины при виде красоты общины, которую он пришел разрушить.
– Не рассказывай больше ни о Христе, ни об остальных выдумках своей Церкви, священник, — прорычал Управляющий. — Не в стенах моего Города. Иначе…
– Иначе что?
Юноша не ответил.
«Иначе мне придется позаботиться о тебе. Как о Дереве и об остальных. О людях, чье поведение и крамольные идеи ставили под угрозу порядок и выживание Города».
Мимо Джона не прошла ни одна из этих мыслей — он читал ауру юноши, как музыкальную партитуру. Самоотверженность Управляющего была абсолютной, но не совершенно чистой: из-под налета решительности и духа самопожертвования просвечивало желание руководить и, главное, еще более сильное желание считаться спасителем своей общины. Сердце Дона было не алмазом, а кварцем, содержавшим включения и золота, и железа, а также немало ржавчины.
– Иначе можешь проваливать отсюда.
– Я не могу уйти.
– Ты вполне показал способность заботиться о себе самостоятельно.
Джон Дэниэлс покачал головой.
– Дело не в этом.
– Ах, не в этом? А в чем же тогда?
– В том, что вы нужны мне.
Управляющий был поражен.
– Ты хочешь сказать, что оказался здесь не случайно? Что твои раны были уловкой? Ты поэтому так быстро выздоровел?
– Нет, это не так. Я действительно был ранен. Но к вам меня привел Господь.
Возмущение юноши алым пламенем взорвало его ауру.
– Ты обманул нас. Мы спасли тебя, а ты хотел воспользоваться нами для достижения собственных целей! Твоей Церкви мало места? Иди, захватывай другие Города, их здесь полно! Есть и побогаче, и побольше нашего. Что бы тебе ни было нужно, там ты получишь больше и легче, чем здесь.
Джон медленно покачал головой. Его вид изображал больше уверенности, чем у него было на самом деле.
– Если Бог привел меня именно сюда, значит, так надо.
– Нам не нужен твой Бог! Уходи отсюда немедленно!
– Ты, наверное, не понял. Это вы нужны Богу.
Рука Управляющего ударила Дэниэлса прямо в лицо.
Священник заранее почувствовал ее приближение и мог бы увернуться, но не сделал этого. Он отшатнулся назад, но не упал. Юноша схватил его за воротник куртки.
Неожиданно на плечо Управляющего опустилась рука. Рука высокого и сильного молодого человека с очень уставшим лицом.
Вагант ничего не сказал. Он ограничился тем, что покачал головой. Управляющий толкнул священника, и тот упал на пол. Вагант помог ему подняться, протянув руку.
– Спасибо, — прошептал Джон.
– Не благодари меня. Я слышал все, что ты говорил. Дон прав. Нам не нужен ни ты, ни твой Бог. И мы знаем, что делать с теми, что пытается надуть нас.
Управляющий нервно кивнул. Вагант был единственным, кто продолжал называть его Доном. Единственным, кому Управляющий позволял это делать.
– Так что будет лучше для всех, если ты объяснишь, чего от нас хочешь, — заключил начальник разведчиков.
– Да, будет лучше, — повторил за Вагантом Управляющий и сразу же пожалел об этом: поддакивание, да еще и произнесенное нахальным тоном, не соответствовало его статусу. Это он должен был потребовать объяснений, это он должен был диктовать священнику правила, которым тот обязан следовать в Городе. В основе его власти лежало равновесие сил, противовесом в котором всегда служил Вагант.
Джон Дэниэлс перевел свой слепой взгляд на разведчика. У молодого человека были тонкие, почти элегантные черты. Как он ни старался, попытки отрастить бороду не придали его лицу суровости. Светлые волосы и орлиный нос свидетельствовали об иностранном происхождении — вероятно, восточном, что также подсказывал чуть раскосый разрез глаз. Их цвет раньше назвали бы фисташковым, однако после Страдания это сравнение потеряло смысл и забылось. Зеленый исчез с поверхности планеты, а под землей продолжал существовать только в таких глазах, как у Ваганта. В решительных, умных глазах, внимательно изучавших лицо Джона Дэниэлса, словно пытаясь обнаружить в нем скрытые мысли и истинные намерения.
– Я расскажу вам все. Но не здесь, — сказал священник. — Отведи меня в свое убежище.
Вагант был поражен. Откуда, каким чудом этому незнакомцу удалось узнать о его убежище?
Управляющий нахмурился, не понимая, о чем идет речь.
– Днем туда нельзя подниматься, — сухо ответил Вагант.
– Тогда отведи меня туда этой ночью.
– Что это за история с убежищем? — спросил Управляющий.
– Ничего.
– Он только что сказал о каком-то убежище.
Вагант спокойно посмотрел ему в глаза.
Управляющий умолк. На устах разведчика была улыбка. Но нередко Вагант улыбался и перед тем, как убить. Однажды Управляющий видел, как тот вынимал лезвие из груди человека, не прекращая при этом улыбаться.
Управляющий не стал настаивать. Он ограничился тем, что сказал:
– Если вы куда-то пойдете, я тоже хочу там присутствовать.
Некоторое время Вагант колебался, оценивая положение. Затем он обратился к священнику:
– Зачем тебе подниматься туда? Ты можешь поговорить со мной здесь, прямо сейчас.