Крестовый поход в Европу
Шрифт:
Такое положение оставалось до тех пор, пока в середине января французские войска не отступили на центральном участке под натиском не сильных, но решительных атак немцев. В результате для союзников возникла критическая обстановка. Теперь требовалось осуществлять новую переброску еще не успевших завершить сосредоточение американских войск, чтобы заткнуть образовавшиеся бреши в обороне союзников. В таких условиях в начале второй половине января я в безапелляционном порядке приказал генералу Андерсону взять на себя руководство всеми ведущими боевые действия войсками. Я лично посетил генерала Жюэна, чтобы удостовериться, что он будет подчиняться приказам генерала Андерсона. Позднее я информировал генерала Жиро об этом решении. Он не высказал никаких возражений — необходимость в этом была слишком
Когда генерал Андерсон принял на себя командование войсками, фронт был чрезмерно растянут и проходил от Бизерты до Гафса. Чтобы удержать этот растянутый фронт, надо было ждать, пока полностью сосредоточится американский 2-й корпус в районе Тебессы и прибудут дополнительные войска из Англии. Выделение частей и создание мобильных резервов началось перед Рождеством, но этот процесс был сорван отступлением французских войск в середине января. Пришлось срочно бросать американские войска на закрытие образовавшихся брешей. В поражении французов нельзя было усмотреть какого-либо отсутствия храбрости или мужества; оно было следствием того, что у них совсем не имелось современною боевого оружия, и этот недостаток мы усиленно теперь пытались устранить.
В течение всего этого периода нас беспокоила запутанная политическая обстановка: было трудно прокладывать путь сквозь сети интриг, дезинформации, непонимания и сильных предубеждений, с которыми приходилось сталкиваться при решении даже незначительных вопросов. Главным фактором во всей североафриканской проблеме было арабское население с его взрывоопасным потенциалом. Французский генерал Ногес в Марокко, мягко говоря, не заслуживал доверия, но он был министром иностранных дел у султана, и все данные указывали на то, что он пользовался полным доверием и дружбой марокканцев. Свирепые племена этого района представляли собой силу, с которой нужно было считаться. Генерал Паттон, зная эту обстановку, испытывал тревогу. Он все еще придерживался мнения, что если марокканцы станут проявлять враждебность к нам, то потребуется 60 тыс. полностью оснащенных американских солдат, чтобы поддерживать порядок только в этом регионе. Мы не могли позволить себе выделить такие силы на эти цели, поскольку просто не имели их. Паттон решительно советовал нам оставить Ногеса в покое.
В этом сложном переплетении проблем серьезную роль играл извечный антагонизм между арабами и евреями. Поскольку в Северной Африке первые численно превосходили вторых примерно в сорок раз, то на местах установилась практика умиротворения арабов за счет евреев. Поэтому арабское население рассматривало любое изменение антиеврейских законов как стремление создать еврейское правительство для последующего преследования самих арабов. Если принять во внимание, что неграмотное население годами подвергалось интенсивной нацистской пропаганде, рассчитанной на разжигание подобных предрассудков, то нетрудно было понять, что обстановка требовала больше проявления осторожности и постепенных изменений, чем стремительных революционных действий. Северную Африку наводнили слухи, они почти определяли всю жизнь в этом регионе. Например, здесь говорили, что меня, еврея, прислал сюда еврей Рузвельт, чтобы подавить арабов и установить в Северной Африке еврейское правление. Политические советники в штабе были настолько обеспокоены этими слухами, что опубликовали в газетах материалы с моей родословной и распространили специальные листовки. Брожение среди арабов или, что еще хуже, открытый бунт отбросили бы нас назад на многие месяцы и причинили бы бесчисленные жертвы.
Что касается французских чиновников, коротавших время в кафе и готовых беспрестанно болтать с газетными репортерами, то ответ был безукоризненно прост. Нужно было просто выкинуть волевым решением каждого чиновника, который был связан с Виши или выполнял его приказы, и поставить на их место тех, кто сочувствовал нам. Но поскольку ненавистные вишисты втерлись в доверие к арабскому населению, то было очевидно, что только путем постепенных последовательных изменений и осторожного решения проблем, связанных с местным чиновничеством, можно предотвратить возможность бурных проявлений арабо-французско-еврейских противоречий.
Для иллюстрации деликатности положения можно привести следующий пример: в самом начале, выходя далеко за рамки союзнических отношений, мы настаивали на том, чтобы французские власти изменили антиеврейские законы и порядок в этом районе. После издания соответствующих прокламаций мы увидели, что в этом отношении достигнут некоторый прогресс. Однако представьте себе мое удивление, когда Дарлан явился ко мне в кабинет с письмом, подписанным человеком, которого он знал как раввина города Константины и который умолял власти не спешить с отменой антиеврейских законов, иначе, как говорилось в письме, арабы несомненно устроят погромы. Этот небольшой пример свидетельствует о сложном и запутанном характере расовых и политических взаимоотношений, ежедневно проявлявшихся в самых различных направлениях.
Политические, экономические и военные вопросы тесно переплетались между собой. В сфере политики неустанно трудились Мэрфи и его английский коллега Гарольд Макмиллан. Им приходилось вести дела с опасным Дарланом, с мужественным и честным, но безучастным к политике Жиро, со слабовольным Шателем, со зловещей личностью Ногесом и другими. Мы настаивали на либерализации политической системы, однако каждый день приносил новые, в большинстве своем вполне обоснованные жалобы на продолжающиеся несправедливости, отсутствие доброй веры и не подтвержденные конкретными делами заверения. Мы решились устранить наиболее неприемлемых лиц, но приходили в отчаяние из-за невозможности найти им удовлетворительную замену. Более того, действуя, мы всегда должны были помнить, что находимся на земле союзника; мы не имели ни полномочий, ни прав, свойственных условиям военной оккупации. Тем не менее мы давно уже сказали Дарлану, чтобы он освободился от Шателя, губернатора Алжира, и Ногеса, министра марокканского султана.
В решении такого рода проблем генерал Жиро был бесполезен. Он питал отвращение к политике, ко всему тому, что необходимо было осуществить для создания упорядоченной, демократической системы применительно к местным условиям в Северной Африке. Он просто хотел получить вооружение и заняться комплектованием боеспособных дивизий, а не вопросами формирования правительства. Цели генерала были ясны, однако его способности к решению более крупных административных и организационных задач вызывали сомнения.
Дарлан был убит 24 декабря, в тот самый день, когда я был вынужден отказаться от каких бы то ни было планов скорейшего наступления в Северном Тунисе. Я находился в штабе английского 5-го корпуса возле Беджа, когда мне сообщили о его смерти. Я немедленно выехал в Алжир и прибыл туда после тридцатичасовой безостановочной езды на машине в дождь, снег и гололед. Все мое знакомство с Дарланом продолжалось шесть недель. Он пользовался дурной репутацией коллаборациониста, однако в течение всего периода сотрудничества с нами в качестве главного администратора во Французской Северной Африке он ни разу, насколько нам известно, не нарушил взятых на себя обязательств или данных им обещаний. Но его манера поведения и вообще его личность не внушали доверия, и, ведя с ним дела, мы всегда чувствовали себя неспокойно. И тем не менее его смерть принесла мне новые осложнения.
Хотя из французской администрации генерал Жиро и пользовался наибольшим моим доверием, штаб был все же не в состоянии поощрить создание марионеточного правительства во Французской Северной Африке. Прибегнуть в этом вопросе к нацистским методам означало бы куда более серьезное нарушение принципов, во имя которых мы сражались, чем простое согласие на временное занятие руководящего поста человеком, прошлое которого, по нашим взглядам, было неприятным. Более того, мы сомневались в способностях Жиро прочно укрепиться на посту главного администратора, однако другой приемлемой кандидатуры у нас не было. Французское местное чиновничество без промедления назвало генерала Жиро временным преемником Дарлана в роли главного администратора в Северной Африке. Жиро посетил наш штаб и сразу попросил, чтобы я перестал смотреть на Северную Африку как на завоеванную территорию и относился к ней скорее как к союзнику, в которого она пытается превратиться. Такое настроение у человека, который, как я полагал, так хорошо понимал наши цели, было для нас несколько ошеломляющим.