Крейсер Его Величества «Улисс»
Шрифт:
Через минуту на «Вектре», шедшей впереди конвоя, замигал сигнальный фонарь: «Слышу эхо-сигнал, семьдесят градусов правого борта. Сигнал усиливается».
— Подтвердить донесение, — кратко распорядился Тиндалл.
Едва начал стучать сигнальный фонарь «Улисса», как «Вектра», прервав депешу, сообщила:
— "Эхо-сигналы. Повторяю, эхо-сигналы. Справа по траверзу, справа по траверзу. Дистанция сокращается, быстро сокращается. Повторяю, слышу эхо-сигналы".
Тиндалл негромко выругался.
— Подтвердить семафор, выяснить характер цели. — Повернувшись к Вэллери, прибавил:
— Присоединимся к «Вектре», командир. Началось. «Волчья стая» номер один, причем немалая. По какому это праву она тут
«Улисс» снова сделал поворот, держа курс на «Вектру». Должно было развиднеться, но из-за того, что «Блу Рейнджер» пылал гигантским факелом в той стороне горизонта, где должно было взойти солнце, все вокруг погрузилось в кромешную тьму. Авианосец, находившийся почти на траверзе «Улисса», приближался с каждой минутой. Приникнув к окулярам ночного бинокля, адмирал твердил: «Ах вы, бедняги!»
Жить «Блу Рейнджеру» оставалось считанные минуты. Корабль повалился на правый борт. Одна за другой с треском рвались топливные цистерны, взрывались боеприпасы. Внезапно над морем прокатился грохот слившихся воедино нескольких взрывов — глухих и мощных. Вся средняя надстройка авианосца вместе с мостиком пошатнулась, застыла на мгновение, точно в раздумье, потом вся эта громада медленно и величественно рухнула в ледяную тьму моря. Одному Богу известно, сколько человек, оказавшись в стальной ловушке, нашли свой последний приют на дне Ледовитого океана. Это были счастливцы.
Находившаяся всего в двух милях «Вектра» круто ложилась на зюйд. Увидев ее, Вэллери изменил курс, чтобы выйти ей наперехват. Бентли, находившийся в дальнем углу компасной площадки, что-то кричал. Вэллери покачал головой, но тут снова услышал настойчивый голос старшины сигнальщиков. Перегнувшись через ветровое стекло, Бентли, словно обезумев, показывал куда-то, и Вэллери тотчас ринулся к нему.
Море горело. Отягощенное сотнями тонн мазута, оно стало ровным и гладким и теперь походило на гигантский ковер, над которым плясали языки пламени. Но в следующее мгновение каперанг увидел нечто такое, что заставило его содрогнуться, как от внезапной мучительной боли: горящее море кишело людьми. Люди барахтались, отчаянно размахивали руками. Не горстка, не несколько десятков, а буквально сотни людей. Беззвучно крича, корчась в страшных муках, они умирали от противоестественного сочетания воды и пожирающего огня.
— Донесение с «Вектры», сэр, — проговорил Бентли. Голос его звучал с неестественной деловитостью. — «Сбрасываю глубинные бомбы. Слышу три, повторяю, три эхо-сигнала. Прошу срочно оказать помощь».
Теперь адмирал находился возле Вэллери. Услышав голос Бентли, он испытующе посмотрел на Вэллери, перехватил его наполненный тоской взор, прикованный к поверхности моря.
Для человека, очутившегося в воде, нефть — сущее бедствие. Она связывает его движения, жжет глаза, разрывает легкие и выворачивает наизнанку желудок, вызывая мучительные, безудержные спазмы. Но горящая нефть — это орудие дьявола, медленная, страшная смерть под пыткой. Человек захлебывается, горит, задыхается, поскольку пламя пожирает весь кислород над поверхностью моря. И даже в суровой Арктике несчастному не суждена милосердная смерть от холода, так как человек, пропитанный нефтью, защищен от переохлаждения и ему уготованы бесконечные крестные муки, длящиеся до тех пор, пока в страдальце не погаснет жизнь. Все это Вэллери сознавал.
Сознавал он также и то, что, если бы «Улисс», озаренный пламенем авианосца, застопорил ход, это для него означало бы гибель. Может, круто переложив руль, подойти к кораблю с правого борта, чтобы подобрать гибнущих в огне людей? Но тогда будут потеряны драгоценные минуты, а за это время подводные лодки успеют занять позицию для торпедной атаки транспортов. Между тем главная обязанность «Улисса» состояла в том, чтобы сберечь
Вэллери оглянулся на вахтенного офицера.
— Лево десять градусов!
— Есть лево десять.
— Прямо руль!
— Есть прямо руль.
— Так держать.
Секунд десять или пятнадцать, рассекая горящее море, «Улисс» двигался к месту, где сгрудилось сотни две людей, понуждаемых каким-то атавистическим инстинктом держаться возле корабля. Задыхаясь, корчась в страшных судорогах, они умирали в муках. На мгновение в самой гуще людей, точно вспышка магния, взвился огромный столб белого пламени, осветив жуткую картину, раскаленным железом врезавшуюся в сердца и умы людей, находившихся на мостике, — картину, которую не выдержала бы никакая фотопластинка: охваченные огнем люди — живые факелы — безумно колотили руками по воде, отмахиваясь от языков пламени, которые лизали, обжигали, обугливали одежду, волосы, кожу.
Некоторые чуть не выпрыгивали из воды; изогнувшись точно натянутый лук, они походили на распятия; другие, уже мертвые, плавали бесформенными грудами в море мазута. А горстка обезумевших от страха моряков с искаженными, не похожими на человеческие лицами, завидев «Улисс» и поняв, что сейчас произойдет, в ужасе бросились в сторону, ища спасения, которое в действительности обозначало еще несколько секунд агонии, после чего смерть была бы для них избавлением.
— Право тридцать градусов!
Эту команду Вэллери произнес тихо, почти шепотом, но в потрясенной тишине, воцарившейся на мостике, слова прозвучали отчетливо.
— Есть право тридцать градусов.
Третий раз за последние десять минут «Улисс» менял курс, не снижая бешеной скорости. При циркуляции на полном ходу корма корабля не движется вслед за носовой частью, ее как бы заносит в сторону, точно автомобиль на льду; и чем выше скорость хода, тем значительнее это боковое перемещение.
Разворачиваясь, крейсер всем бортом врезался в самую середину пожара, в самую гущу умирающих страшной смертью людей.
Большинству из них маневр этот принес кончину — мгновенную и милосердную. Страшным ударом корпуса и силовых волн выбило из них жизнь, увлекло в пучину, в благодатное забытье, а потом выбросило на поверхность, прямо под лопасти четырех бешено вращающихся винтов...
Находившиеся на борту «Улисса» моряки, для которых смерть и уничтожение давно стали смыслом всего их существования и потому воспринимались с черствостью и циничной бравадой (иначе можно спятить), — люди эти, сжав кулаки, без конца выкрикивали бессмысленные проклятия и рыдали как малые дети. Рыдали при виде жалких обожженных лиц, исполнившихся было радостью и надеждой при виде «Улисса», которые сменялись изумлением и ужасом; несчастные вдруг поняли, что сейчас произойдет, ибо в следующее мгновение вода сомкнется у них над головой. С ненавистью глядя на «Улисс», обезумевшие люди поносили его самой страшной бранью. Воздев к небу руки, несчастные грозили побелевшими кулаками, с которых капал мазут, и тут крейсер подмял их под себя. Суровые моряки рыдали нри виде двух молоденьких матросиков; увлекаемые в водоворот винтов, те подняли большой палец в знак одобрения. А один страдалец, словно только что снятый с вертела, — жизнь лишь каким-то чудом еще теплилась в нем, — прижал обгорелую руку к черному отверстию, где некогда был рот, и послал в сторону мостика воздушный поцелуй в знак бесконечной признательности. Но больше всего, как ни странно, моряки оплакивали одного весельчака, оставшегося самим собой и в минуту кончины: подняв высоко над головой меховую шапку, он почтительно и низко поклонился и погрузил лицо в воду, встречая свою смерть.