Крейсер Его Величества «Улисс»
Шрифт:
Но, словно спохватившись, внезапно остановился и, круто повернувшись, снова открыл крышку «глазка».
— Господи Боже! Да это же Ральстон! Какого черта вы тут делаете? — воскликнул он.
Ральстон усмехнулся. Даже сквозь толстое стекло было видно, что улыбка безрадостна и не коснулась его голубых глаз. Жестом он указал на закрытый иллюминатор, словно желая сказать, что ничего не слышит.
Вэллери нетерпеливо открыл иллюминатор.
— Что вы тут делаете, Ральстон? — властно спросил он, впившись в матроса пронзительным взглядом глаз из-под насупленных
Николлс медленно повернул голову в сторону командира. Старик сердится!
Неслыханно! Он мудро рассудил, что не следует в такую минуту попадаться ему под руку.
— Меня заперли, сэр. — Слова были достаточно невинны, но тон, которым они были произнесены, словно говорил: «Что за дурацкий вопрос!» Вэллери чуть заметно покраснел.
— Когда?
— В 10.30, сегодня утрем, сэр.
— Кто, позволю себе спросить?
— Старшина корабельной полиции.
— По чьему распоряжению? — с яростью спросил Вэллери.
Ральстон, не говоря ни слова, посмотрел на него долгим взглядом.
— По вашему, сэр.
— По моему? — изумленно воскликнул Вэллери. — Но я не отдавал приказа запереть вас в карцер!
— Вы также не запрещали меня запирать, — спокойно произнес Ральстон.
Вэллери вздрогнул: он допустил промах, совершил непростительную ошибку, и это было неприятно.
— Где ваш боевой пост? — спросил Вэллери.
— Торпедный аппарат левого борта, сэр. «Так вот почему прислуга была лишь у аппарата правого борта», — подумал Вэллери.
— Но почему... почему вас оставили здесь во время боевой тревоги? Разве вам не известно, что это запрещено, что это нарушение устава?
— Да, сэр. — Снова едва заметная невеселая улыбка. — Известно. Но известно ли это старшине полиции, я не знаю. — Помолчав секунду, он снова улыбнулся. — Возможно, он просто забыл про меня, — предположил Ральстон.
— Хартли! — Вэллери овладел собой. Голос его был ровен и угрюм. — Старшину полиции сюда, немедленно. Пусть принесет ключи! — Закашлявшись, он сплюнул кровь в полотенце и опять взглянул на Ральстона.
— Я сожалею, что так произошло, мой мальчик, — проговорил он, выделяя каждое слово. — Искренне сожалею.
— Что с танкером? — вдруг негромко спросил Ральстон.
— Как? Как вы сказали? — Вопрос застал Вэллери врасплох, — С каким танкером?
— С тем, что был подбит утром, сэр?
— Все еще движется в составе конвоя, — не скрывая изумления, произнес Вэллери. — Но сильно осел. А в чем дело?
— Просто интересуюсь, сэр. — Улыбка юноши хотя и была кривой, но все же это была улыбка. — Дело в том...
Он умолк на полуслове: могучий, глухой рев разорвал молчание ночи; от удара взрывной волны «Улисс» резко накренился на правый борт. Вэллери зашатался и потерял бы равновесие, не подхвати его расторопная рука Петерсена.
Удержавшись на ногах, когда корабль качнулся, выпрямляясь, в обратную сторону, командир с неожиданной печалью взглянул на Николлса. Чересчур знакомым был этот
Николлс посмотрел, преисполненный жалости к умирающему человеку, на чьи .плечи легло новое бремя, и в ответ медленно кивнул головой, нехотя соглашаясь с невысказанной мыслью, которую он прочитал в глазах командира.
— Боюсь, что вы правы, сэр. Торпеда. В кого-то угодило.
— Внимание, внимание! — В тишине, наступившей после взрыва, голос, доносившийся из динамика, установленного в шпилевой, .прозвучал неестественно громко. — Внимание, внимание! Командира срочно на мостик.
Командира срочно на мостик...
Глава 11
В ПЯТНИЦУ
(вечером)
Ухватившись за поручень трапа, ведущего на полубак, Вэллери наклонился. Согнувшись чуть ли не пополам, он вглядывался в потемневшую воду, но тщетно. Перед глазами плыл густой туман, окропленный пятнами крови, пронизанный ослепительным светом. Дышать было трудно, каждый вдох разрывал легкие, нижние ребра словно стискивало огромными клещами, которые так и расплющивали его тело. Этот поспешный подъем на мостик, когда Вэллери, спотыкаясь, сбегал с полубака, едва не доконал его. «Еще бы немного, и мне крышка, — подумал он. — В следующий раз надо поосторожнее...»
Мало-помалу зрение вернулось к нему, но яркий свет по-прежнему мучительно резал глаза. «Клянусь небом, — подумал Вэллери, — даже слепому видно, что тут происходит». А различимы были лишь смутный, едва заметный силуэт танкера, глубоко, очень глубоко осевшего в воду, и огромный, в несколько сотен метров вышиной, столб пламени, взвившегося в небо из плотного облака дыма, окутавшего носовую часть торпедированного судна. Хотя танкер находился в полумиле от крейсера, рев пламени был невыносим. Оцепенев от ужаса, Вэллери смотрел на это зрелище. Николлс, стоявший позади, не переставая озлобленно бранился вполголоса.
Вэллери ощутил у своего локтя руку Петерсена.
— Желаете подняться на мостик, сэр?
— Минутку, Петерсен. Постойте пока рядом.
Ум командира снова включился, взгляд натренированных глаз машинально обводил горизонт. Сорокалетний опыт службы не пропал даром. «Странное дело, — подумал Вэллери, — самого танкера почти не видно. Это, должно быть, „Вайтура“. Ее, вероятно, скрывает густая пелена дыма». Зато остальные суда конвоя, залитые зловещим заревом, — белые, точно привидения, — четко выделялись на фоне темно-синего неба, на котором поблекли даже звезды.
До сознания Вэллери дошло, что Николлс перестал монотонно браниться и теперь спрашивает:
— Ведь это же танкер, сэр! Надо бы уйти в укрытие! Вспомните, что произошло с тем танкером!
— Каким?
— С «Кичеллой». Кажется, будто было это много дней назад. Боже милостивый! А на деле это случилось лишь сегодня утром!
— Когда танкеры гибнут, Николлс, они гибнут сразу. — Казалось, голос Вэллери звучал словно откуда-то издалека. — Если же только горят, это может длиться очень долго. Танкеры умирают тяжело, страшно тяжело, мой мальчик.