Кри-Кри
Шрифт:
Поощряемый русским царем и римским папой, при поддержке Пруссии Тьер начал наступление на Париж, чтобы разгромить и удушить первое рабочее правительство.
Две недели были потеряны. Не ожидая нападения, город не готовился к обороне, целиком отдавшись великому делу социалистического переустройства.
Первые выстрелы по Парижу отрезвили коммунаров. Правительство Коммуны принялось за организацию обороны города. И все же оно не решалось перейти в наступление, как этого хотели наиболее прозорливые члены Коммуны, усвоившие золотое правило революционных боев: «лишь наступление может обеспечить победу».
Но Коммуна не только упустила время и
В результате, несмотря на беспримерный героизм Парижа, версальцам удалось после семи недель упорных боев занять большую часть Парижа.
Теперь коммунары, горя ненавистью к врагу, воодушевленные верой в будущие победы пролетариата, решили, несмотря на неравные силы, защищать каждый клочок той части города, где они еще были хозяевами.
Пусть Коммуна будет разгромлена! Пусть защитникам баррикад не увидеть больше своих голодных детей! Пусть умрут они под снарядами версальских и прусских мортир, но они не хотят больше жить рабами. Их геройская смерть на баррикадах вдохновит новые поколения на продолжение их великого дела, на борьбу с капиталом до победного конца.
Вот почему, несмотря на то что Коммуна доживала последние дни, 25 мая, когда Кри-Кри вышел из кафе «Веселый сверчок», кругом царило оживление. Могло показаться, что дела Коммуны блестящи, что идет подготовка к последним, решительным и, вне всякого сомнения, победным боям с врагом. Несмолкаемый грохот пушек и даже разрывавшиеся порой на площадях и улицах снаряды не мешали дружной работе. К снарядам все относились спокойно, без паники. Прохожие, правда, шарахались в сторону, базарные торговцы поспешно переносили свои палатки в другое место, но через минуту жизнь вновь шла своим чередом, пока новый снаряд не напоминал, что неприятель приблизился и что надо снова перемещаться.
Кри-Кри пришел на площадь у мэрии Бельвиль как раз в тот момент, когда осколок снаряда попал под тент уличного кафе и разбил чашку с кофе, которую собиралась выпить молоденькая девушка. Оправившись от первого испуга, девушка весело рассмеялась, радуясь, что вылившееся кофе не запачкало ее чистого платья.
Наискосок от этого утопавшего в цветах кафе шла лихорадочная работа по возведению баррикад. Через день, самое позднее через два дня ждали наступления версальских войск.
Было трудно сказать, кто здесь руководит. Казалось, что каждый выполняет давно изученную им работу. Одни копают землю, другие носят камни, дети работают лопатами, возят тачки, женщины шьют мешки, наполняют их землей и в то же время подбадривают своих мужей и детей.
На бульваре Ришар Ренуар Кри-Кри встретил батальон Луизы Мишель [17] , состоящий из ста двадцати женщин. Они шли живописной колонной, перекинув ружья через плечо, мерно отбивая шаг под бой двух малолетних барабанщиков.
На бульваре Ришар Ренуар Кри-Кри встретил батальон Луизы Мишель.
Женщины этого батальона были одеты по-разному: на одних были штаны и кофточки, на других — пышные юбки; у
17
Мишель Луиза (1833–1905) — учительница по профессии, одна из виднейших деятельниц Коммуны; после разгрома Коммуны была предана суду.
18
Федератами в эпоху Парижской коммуны назывались национальные гвардейцы.
Кри-Кри следил восторженными глазами за удаляющейся колонной, затем он быстро зашагал дальше.
Обойдя строящиеся баррикады на площади Бастилии, на улице ла-Рокетт и на бульваре Вольтер, он повернул в сторону улицы Рампоно, где возводили баррикаду по плану его дяди, Жозефа Бантара.
Возведением баррикады было занято всего несколько человек. У тротуара стоял седой, благообразного вида старик. Он окидывал проходящих внимательным взглядом и произносил настойчивым тоном:
— Граждане! Каждый из вас должен принести свою лепту Коммуне — дать свой камень!
Парижане не спрашивали, что это значит. С тех пор как баррикады стали неотъемлемой частью Парижа, они знали, что каждый вывернутый из мостовой булыжник усиливает их шансы на победу.
Красивая дама, стуча высокими каблучками по плитам тротуара, пересекла путь Кри-Кри. Пугливо озираясь по сторонам, она хотела проскользнуть незамеченной.
Чуть повысив свой бесстрастный голос, старик произнес:
— Гражданка, не забудьте ваш камень! Вашу лепту на защиту Коммуны!
Испуганно повернувшись в сторону старика, дама произнесла скороговоркой:
— Я тороплюсь к больному отцу, мне некогда!
— Если вы сами не можете, пусть кто-нибудь сделает это за вас, — неумолимо произнес старик.
Весеннее, майское солнце, выглянув из-за облака, осветило золотыми лучами вывернутые камни мостовой, нагроможденные кучи щебня, бревен, балок и растерянную даму рядом с федератами, трудившимися над постройкой баррикады.
Кри-Кри вдруг неизвестно почему стало весело. Повернувшись к даме, он залихватски подбросил в воздух кепи и крикнул:
— Для вас, мадемуазель, я готов вывернуть хоть три камня, — и, заметив удовольствие на лице дамы, лукаво добавил: — а для Коммуны — тридцать три!
Старик поднял голову и из-под нахмуренных бровей взглянул на Кри-Кри. Всегда улыбающиеся черные глаза мальчика и чуть приподнятые кверху уголки губ придавали насмешливое выражение его лицу. Старик ласково похлопал его по плечу:
— Хорошо, мальчик, хорошо! Тебе бы надо под ружье!
Дама между тем поспешно устремилась подальше от баррикад, и вскоре четкий стук ее каблучков замер вдали.
Кри-Кри скинул куртку, подражая взрослым федератам, уселся посреди мостовой и начал усердно выдергивать камни из земли. Старик ласково глядел на мальчика.
А Кри-Кри, как будто жалуясь самому себе, а не старику, бормотал:
— Под ружье! Я и сам хочу под ружье. Да вот попробуйте, убедите моего дядю Жозефа Бантара, что я взрослый. Не хочет он меня пускать, да и все. Говорит — я мал. А я бы показал, как надо громить версальцев!
И, наверное, Кри-Кри почудилось, что у него в руках версалец: с такой силой он набросился на большой подвернувшийся ему камень.