Крик горностая

Кретова Варвара

Мужчина развел руки, изогнул бровь:

– А я и есть циник, и не скрывал это…

Аделия сбросила его руку, встала.

– Макс, мало того, что ты некрасиво отзываешься о незнакомой тебе женщине, так ты еще и мои умственные способности ставишь под сомнение. По-твоему, я – дура, которой можно так манипулировать?!

Она покраснела, взгляд стал искриться, будто внутри зажгли сразу несколько веточек бенгальского огня.

Макс понимающе кивнул – чем больше Аделия возмущалась, тем меньше ему нравилось ее участие в этой истории.

– Ты,

помнится, недавно говорила, что хочешь стать следователем. Так вот… Тебе не хватает холодной головы и объективности. Знаешь, какие песни умеет петь человек, чтобы оправдать собственную трусость, подлость или глупость? – он закатил к потолку глаза и широко улыбнулся: – О-о, это стоит отдельного разговора. Поэтому, что твоя Анна Ревель вместо того, чтобы обсудить свои видения с родственниками, пошла к гадалке, говорит в первую очередь о том, что она нуждается в безоговорочном доверии. Ей не нужна критика и сомнения. Поэтому она пришла туда, где априори готовы поверить в любую дичь, какую она не скажи. Хоть про зеленых человечков или драконов.

Он раздражающе ласково улыбнулся, чем выбесил Аделию еще больше:

– Как у тебя замечательно все получается! – она всплеснула руками. – Все кругом доверчивые и мнительные дурочки, один ты – тонко устроенный организм, которому не свойственны ошибки и человеческие слабости…

Макс понял, что перегнул палку – вот эта его извечная расслабленность дома, когда кажется, что тут можно быть самим собой и говорить, что думаешь, особенно не выбирая выражения – не на службе же, – постоянно выходит ему боком. «Ой, дурак!», – отругал себя и примирительно воздел руки:

– Адель, я не то хотел сказать!

– Но сказал именно это!

Аделия развернулась и вышла из комнаты. Он слышал ее сердитые шаги по коридору, как они удаляются и стихают в кухне.

– Н-да, Александров, ты опять вляпался… Вечно ты, то в говно, то в партию…

Вздохнув, он встал и пошел на кухню.

Аделия сидела за столом, спиной ко входу. Он поскребся по косяку:

– Не убьешь?

Она фыркнула, повела плечом, как дикая кошка, на которую брызнули водой, но не обернулась. Макс прошел к столу, почесал подушечкой указательного пальца между лопатками.

– Мур? – спросил.

Аделия не ответила, продолжала сидеть, уткнувшись в кружку с чаем. Макс встал позади, погладил плечи, чуть надавил, массируя. Спрятал улыбку, заметив, как жена выпрямилась, подставляя ему спину.

– Я все еще сердита, – предупредила.

– А я заглаживаю, – Макс с готовностью промурлыкал. Склонился, поцеловал жену в макушку. У нее были мягкие золотистые волосы, от них пахло летом и облепихой, домом и уютом. Он поэтому все время забывался рядом с ней и делал глупости. – Простишь дурака?

Аделия вздохнула, запрокинула голову, подставив для поцелуя губы:

– А куда я денусь. На тебя невозможно долго сердиться… – Она перехватила его руку, потянула к себе, заставив обойти стол и сесть напротив. – Дело не в том, что я позволяю собой манипулировать. Я чувствую, что человек в беде. И возможно,

я – единственная, кому она рискнула довериться. Именно в силу специфики моей… работы.

Она поймала взгляд Макса. «Я тебе именно об этом и говорю», – кричал он. Аделия кивнула.

– Да, согласна. Я слишком много на себя беру. Но если я отвернусь, не придам значения ее словам, а там в самом деле кто-то пытается свести счеты с бедной женщиной, если из-за моего бездействия она пострадает… – Аделия посмотрела с тоской на мужа. – Я ведь себе никогда не прощу. Понимаешь?

Макс молчал. Все сказанное женой, не исключало, что ею манипулируют. И это в купе с полулегальной схемой прослушки чужой квартиры, заставляло его быть особенно осторожным – у кого-то из них двоих ведь должна остаться холодной голова и критическое мышление?

Аделия, не отпуская его руки, заглянула в глаза:

– Неужели у тебя не было ситуации, когда ты понимал, что тобой манипулируют, но все равно не мог поступить иначе?

– Было… Да прям сейчас есть, – он ослепительно улыбнулся.

– Макс…

– Ладно, не бери в голову. Я просто хочу, чтобы ты понимала – мы лезем в не совсем красивую ситуацию. И твоя Ревель может рыдать в твоем кабинете сколько угодно, а потом написать заявление в полицию, на тебя – за мошенничество и проникновение в квартиру. Это может быть тупо развод, понимаешь?

– Зачем?

– Затем… чтобы потом тебя шантажировать, например. Тянуть деньги или сведения о твоих клиентах.

Аделия отвернулась, фыркнув:

– Ну ты уже фантазируешь.

– Я просматриваю разные варианты, это моя работа. Потому что дама, которая видит умершего мужа, это… очень банально, понимаешь? За этим может быть все, что угодно. И я призываю тебя к осторожности, чтобы потом не таскать тебе в СИЗО передачки.

Аделия закусила губу.

– И что мне теперь делать?

– Все, что мы оговорили. Анна Ревель едет к Романычу, подписывает договор. Он калач тертый, сам подставляться не будет и тебе не позволит, значит и опросит дамочку как положено, и документиками подстрахуется. Я это проведу со своей стороны как оперативное мероприятие… Ну, на всякий случай. Твоя задача – самой никуда не лезть, в квартиру не ходить, ничего не брать, наедине с Ревель особо не оставаться.

Аделия смотрела на него округлившимися от ужаса глазами. Сейчас она особенно сильно напоминала ему Мальвину из детской книжки про золотой ключик.

– Ты меня напугал уже донельзя, – прошептала девушка.

– Значит, ты меня услышала и я могу быть спокоен. – Он спросил строже: – Я могу быть спокоен?

Глава 4. Агентство «Детектив Гамильтон»

На следующий день Аделия ждала Анну Ревель у метро. Женщина появилась ровно в полдень, как они и договаривались, приехала на черной BMW с затемненными стеклами. Мужчина-водитель внимательно посмотрел на Аделию, будто оценивая ее. Взгляд его ей не понравился – слишком пристальный и подозрительный.