Крик орла
Шрифт:
Хотя Саймон пришёл к такому осознанию, он по-прежнему не мог выносить попыток сына установить с ним физический контакт. Размышляя над этим настолько глубоко и честно, насколько он мог, Саймон был вынужден признаться самому себе, что он действительно боится любых физических контактов с мужчинами. После этого Саймон наконец-то смог взглянуть в лицо своему страху. Такое столкновение является критическим моментом, так как, если бы Саймон уступил своему страху, он терпел бы поражение до конца жизни. Пользуясь любым вообразимым предлогом, позволяющим не смотреть в лицо своему страху, Саймон продолжал бы скрывать его даже от самого себя.
ЕДИНСТВЕННЫЙ СПОСОБ ПРЕОДОЛЕТЬ СТРАХ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В ТОМ, ЧТОБЫ ПО СОБСТВЕННОЙ ВОЛЕ ВЗГЛЯНУТЬ ЕМУ В ЛИЦО — ПОСЛЕДОВАТЬ
После перепросмотрасвоего подросткового страха Саймону предстояло сражаться за ещё большую трезвость, так как, хотя он и смог ясно понять, что причиной его страха была свойственная ему чувствительность, Саймону было очень тяжело бороться с привычками всей своей жизни. Единственным доступным Саймону методом была практика не-делания. В прошлом деланиеСаймона заключалось в том, чтобы стыдиться физических контактов с мужчинами — за исключением боксёрского ринга, где такой контакт был чисто агрессивным. Теперь его не-деланиебудет состоять в том, чтобы открыться беспристрастному общению с мужчинами как эмоционально, так и физически. Очевидно, для Саймона эта задача будет не простой, и поэтому вполне понятно, что он предпочёл бы избежать этого вызова, а не встретиться с ним в открытую.
Прекрасно понимая, что ему нужно преодолеть свой страх, а не убегать от него, Саймон начинает с того, что заставляет себя идти на физический контакт с сыном. Он не возражает, чтобы по вечерам, когда они смотрят телевизор, мальчик сидел в кресле вместе с ним; при этом Саймон крепко прижимает его к себе, обняв за плечи. Вначале Саймон чувствует себя невероятно неловко, а со временем, когда сын начинает в порыве чувств целовать его, желая спокойной ночи, Саймону приходится сдерживаться, чтобы не отстраняться от мальчика.
Кроме того, на работе Саймон неожиданно сталкивается с новым сотрудником по имени Филип, не скрывающим того, что он гомосексуалист. Это типичный пример того, как силабросает вызов воину, пытающемуся заявить свои права на личную силу. Однако Саймон быстро распознаёт этот вызов и, оставаясь на высоте положения, намеренно сближается с Филипом. Заставляя себя быть открытым и дружелюбным по отношению к этому человеку и изо всех сил стараясь не избегать совсем не случайного интереса Филипа к нему, Саймон завязывает с ним дружбу.
После того как Саймон проводит определённое время в обществе Филипа, он обнаруживает, что, несмотря на его страх, этот человек начинает ему нравиться. Филип оказывается внимательным слушателем и лёгким в общении собеседником, и Саймон замечает, что ему действительно доставляет удовольствие общество другого чувствительного мужчины. В то же время, осознание этого вызывает у Саймона всё большее чувство тревоги, но он отказывается подчиняться своему страху и стоически продолжает развивать дружбу с Филипом. В своих попытках быть открытым по отношению к Филипу, Саймон доверяется ему и рассказывает о своих напряжённых отношениях с сыном и о том, как они влияют на его брак.
Будучи чувствительным человеком, Филип ощущает сомнения Саймона в отношении собственной гетеросексуальности, но приходит к собственным выводам, так как не знает, что Саймон упражняется в не-делании. Решив, что Саймон просто боится признаться в том, что он гомосексуалист, Филип начинает использовать любую возникающую возможность, чтобы прельстить Саймона сексуальными отношениями. С другой стороны, Саймон уже не просто испуган — он осознаёт, что, вопреки своему отвращению к предложениям Филипа, он всё же испытывает некое странное и неуловимое влечение к нему; Саймон начинает паниковать. Хотя он чувствует, что это влечение вызвано только бесконечным терпением Филипа по отношению к нему и его проблемам, Саймон по-прежнему не способен избавиться от пугающего подозрения о том, что он всё же может оказаться гомосексуалистом. Помимо того, что у Саймона никогда ещё не было такого внимательного друга-мужчины, его дилемма усиливается чувством вины — ему кажется, что он просто использует Филипа для упражнений в не-делании. Разумеется, такое чувство лишь усложняет всю проблему, и очень скоро Саймон не только боится, но и ужасно смущается своей дружбы с Филипом.
Однако Саймон сохраняет решимость продолжать свою битву и неизменно отказывается уступать своим страхам. По этой причине однажды, когда Филип неожиданно кладёт руку ему на плечо, Саймон сам поражается тому, что не реагирует на это агрессивно, как поступил бы в прошлом. Решив по-дружески откликнуться на этот жест, Саймон тепло обнимает Филипа за талию, а затем мягко, но решительно отстраняется от него. Но Филипа этот случай только ободряет; он начинает верить, что его предположения относительно сексуальной ориентации Саймона совершенно справедливы, и вскоре Саймону приходится отражать физические атаки Филипа, заходящие намного дальше простой дружбы.
К тому времени Саймон уже вне себя от страха. Поскольку он признался самому себе, что начал ценить дружбу Филипа, Саймон в ужасе оттого, что флирт с другим мужчиной оказался так же отвратителен, как он себе и представлял. Сила страха быстро приобретает невероятные размеры, и Саймону приходится с яростной решимостью сражаться, чтобы сохранить последние капли смелости.
Затем наступает день, когда Саймон, его сын и Филипп отправляются побродить по горам. Мальчик соскальзывает с камней и ломает себе руку. Саймон немедленно спешит на помощь сыну и, опустившись на колени у всхлипывающего мальчика, бережно подхватывает его на руки. Не задумываясь о том, что он делает, Саймон успокаивает малыша, целуя его в лоб, с давно забытой нежностью заверяет его в том, что всё будет в порядке, и просит присесть на камень, чтобы можно было осмотреть его руку. Убедившись, что рука сломана, Саймон снимает рубашку и делает из неё повязку. Обеспокоенный бедой с сыном, Саймон на мгновение забывает о Филипе, но, как только рука мальчика оказывается надёжно закреплённой в повязке, Саймон вспоминает о своём друге. Он оборачивается, чтобы сказать Филипу, что они должны как можно скорее доставить ребёнка в больницу, но ошеломлённо умолкает, замечая, с каким интересом уставился на него Филип. Годы, проведённые на боксёрском ринге, добавили от природы мускулистому телу Саймона привлекательную гибкость, и теперь, впервые в своей жизни, он испытал смущение и залился краской под оценивающим взглядом другого мужчины. Очевидный отблеск одобрения в глазах друга заставляет Саймона испытать настоящий прилив паники, от которого его сердце лихорадочно бьётся. Однако затем паника исчезает так же неожиданно, как возникла, и Саймон слышит, как хохочет над собственным смущением.
Продолжая смеяться, он отворачивается от Филипа, поднимает на руки сына и начинает спускаться с горы. Повинуясь внезапному порыву, он через плечо кричит Филину, чтобы тот как следует насладился приятным зрелищем — вряд ли ему в ближайшем времени доведётся увидеть такой прекрасный мужской торс.
Осторожно спускаясь по склону горы и нежно прижимая к себе раненного сына, Саймон чувствует, что страх, который так долго оставался с ним, чудесным образом рассеивается, слабея с каждым его шагом. Саймон понимает, что для того, чтобы избавиться от этого страха, он не предпринимал ничего особого, кроме не-делания; его удивляет, как он мог испытывать такой ужас под влиянием неприкрытого восхищения Филипа. Сейчас этот страх сменился искренней любовью к сыну и тёплым чувством восторга при мысли о том славном времени, которое они проведут вместе теперь, когда его страх исчез.