Крик петуха
Шрифт:
— Разглядели? — сказал Находкин. — Вот и хорошо… — Он встал и аккуратно надел шнурок Цезарю на шею. — Носи и береги… Командор Лот.
— Но я… совершенно не представляю, что мне делать в этой роли.
Все засмеялись. Не обидно, а словно обрадовались чему-то. И Находкин улыбаясь объяснил:
— Никто, пожалуй, не представляет. Пока… Живи, расти, там поймешь… А я, ребята, пойду.
Смех утих.
— Пойду я, — опять сказал Находкин. — Князь Юр-Танка, возьми меня с собой… Правду ли говорят,
— Да… — сказал Юр-Танка в навалившейся тишине.
— Возьми меня с собой, мальчик… Я ее видел в последний раз, когда мне было шесть лет…
Ни слова не сказав, ни на кого не посмотрев, Юр-Танка взял Находкина за худую руку. Юкки и девочка разом вскинули на Командора глаза.
— Их тоже возьмем, князь. Ладно? Ты же всегда хотел, чтобы у тебя был брат или сестра. Вот и будут, сразу двое… Юкки станет наконец трубачом, пора заканчивать и эту легенду как полагается…
— Хорошо, — еле слышно отозвался Юр-Танка. — Идем.
Все, даже неугомонный Филипп, сообразили, что не надо прощаться, не надо ничего говорить. Находкин вышел первым. В дверном проеме он (темный на фоне солнечного дня) поднял над плечом руку, махнул слегка, сильно согнулся и шагнул в сторону. За ним ушел Юр-Танка — так же махнул ладонью. И за ними Юкки и девочка повторили этот жест.
И — пусто у входа.
А медный шар маятника ходил от стены к стене — вечный, непонятный. «Щелк… щелк… щелк…»
Маятник
1
Когда все вышли из Башни, поблизости никого уже не было. И вдали не было. Только шелестели стрекозы да над озером носились небольшие темные птицы, которых называют «озерные голуби». Было жарко, солнце сияло так, что в граните Башни искрились черные зеркальца слюды.
У всех осталась печаль от странного расставания. Цезарь крутил на шнурке пуговицу. Что-то шептал и покачивал ершистым своим шаром. На солнце, однако, печали и тревоги тают быстрее, чем в тени. Особенно если нет для них понятных причин. И Филипп сказал то, что чувствовал каждый:
— Кушать-то все равно хочется…
Оказалось, что лишь Витька и Цезарь появились здесь без провизии. Ежики и Ярик сказали, что у них два каравая и большая банка мясных консервов. Лис и Рэм прихватили из дома огурцы и картошку. И котелок. Даже у Филиппа отыскались в кармане замусоленные леденцы и ни разу не надкушенное яблоко…
— Проведем здесь еще ночку — и тогда уж по домам, — предложил Рэм. — Не так уж часто собираемся… Идет?
Все зашумели, что «идет», пряча за гвалтом остатки печали…
Витька сделал свою долю работы: натаскал сушняка из ближних зарослей. Затем отошел, сел на солнышке у фундамента Башни.
Рэм и Филипп чистили у погасшего костра картошку, Лис лопухом протирала котелок. Цезарь, видать, забыл на время свои сомнения и гонял с Ежики и Яриком по траве пустую банку из-под говядины. Витька следил за ними ласково и успокоенно: «Совсем оклемался Цезаренок. Хорошо…» Но Цезарь перехватил его взгляд и тут же подошел.
— Ты чего… такой?
— Я не «такой», — бодро сказал Витька. — Тоже банку погонял бы, да пятка болит.
— Почему? — тут же заволновался Цезарь.
— Отбил недавно. Разве я не говорил?
«Я ничего ему не говорил. Ни про „пчелу“, ни… про дыру в стекле… Опять это лезет в голову…»
— Разве не можешь вылечить? — подозрительно спросил Цезарь.
— Лень. Сама пройдет.
Цезарь сел рядом на корточки.
— Раз ты такой задумчивый… можно я спрошу? По-моему, это очень важный вопрос. Я ночью думал, думал…
— О чем ты?
— Я думал: вот здесь, у Башни, и в Реттерберге, и где ты живешь, и где Ежики, и в Луговом — одно Солнце? Или разные? Ведь пространства-то разные…
— Я… даже не знаю, — растерялся Витька. — Не приходило как-то в голову… Наверно, это разные варианты одного Солнца. Мы ведь на одной горизонтали… Это только Филипп с Кригером шастают вверх-вниз.
— Я не совсем понимаю про горизонталь.
— Это «ерстка», — усмехнулся Витька. — Толком, по-моему, никто не понимает.
— С одной стороны, хорошо, если Солнце одно. Уютнее как-то… А с другой, лучше, если разные.
— Почему?
— Если одно когда-нибудь погаснет, люди смогут уйти к другому.
— Зачем ему гаснуть, — недовольно сказал Витька. — Выдумаешь тоже.
— Когда-нибудь придется думать и об этом, — негромко и упрямо возразил Цезарь. — По-моему, это не так уж страшно. Не боятся же люди думать о смерти.
Витька угрюмо сказал:
— Я боюсь… То есть не люблю…
— Так это сейчас. А потом… Командор Находкин вот не боится.
— Откуда ты взял?
— Разве ты не понял? Зачем он ушел с князем…
— Он пошел, чтобы побывать в той церкви, в Дикой долине… — Ох, не нравился Витьке этот разговор.
— Ну да, сначала побывать. А потом…
— Потом — суп с котом, — совсем уже по-дурацки брякнул Витька.
Цезарь придвинулся, заглянул ему в лицо:
— Не понимаю, почему ты сердишься.
— Да не на тебя я! На себя…
Надо было усадить Чека рядом и рассказать про все, что грызет душу. Но тут закричали Ежики и Ярик: