Криминальная армалогия
Шрифт:
Вполне понятно, что никакая ведомственная методика не может противоречить закону, а тем более «поправлять» его. Одного этого факта достаточно для того, чтобы дезавуировать, как незаконные, и упомянутую выше рецензию и методику в целом. Но устойчивость неверной позиции РФЦСЭ и ее исключительный вред для дела борьбы с преступностью заставляет проанализировать все ошибки и несуразности упомянутой концепции.
Она базируется на ГОСТе В 20313-74 «Боеприпасы. Основные понятия термины и определения» принятом Государственным комитетом стандартов Совета Министров СССР от 28 ноября 1974 г. № 2625 с установленным сроком действия с 01.07.1976 г. до 01.07.1981 года и последующим продлением в 1982 году.
Это документ другой исторической эпохи, когда не существовало
Характерно, что правовое определение боеприпасов в тот период отсутствовало, в Постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 20 сентября 1974 года № 7 «О судебной практике по делам о хищении огнестрельного оружия, боевых припасов или взрывчатых веществ, незаконном ношении, хранении, приобретении, изготовлении или сбыте оружия, боевых припасов или взрывчатых веществ и небрежном хранении огнестрельного оружия» оно тоже не конкретизировалось, разъяснялось только, что боевые припасы могут быть как заводского производства, так и самодельные (п. 2). Тем не менее, с ограничительными подходами к экспертной оценке боеприпасов сталкиваться не приходилось, несмотря на существование упомянутого выше ГОСТа, из чего следует, что канонизируемый нынче ГОСТ не имел отношения к уголовно-правовой и экспертной оценке боеприпасов в том контексте, который придается ему РФЦСЭ много лет спустя.
Упомянутый ГОСТ действительно регламентировал понятие боеприпасов в военном смысле и не регламентировал понятие боеприпасов в иных смыслах – охотничьих, служебных, гражданских, что говорит только о том, что он имел узкую и строго определенную целевую направленность, но отнюдь не о том, что не охватываемые им патроны не могут считаться боеприпасами. (Так же, как отсутствие в Федеральном законе «Об оружии» правовой регламентации обо рота станкового стрелкового оружия, гранатометов, гранат, минометов, артиллерийских систем свидетельствует лишь, что данный закон не регламентирует их оборота, а не об изъятии перечисленных средств поражения из категории оружия как предмета уголовно-правового регулирования, хотя и такая явно ошибочная точка зрения была высказана в юридической литературе.
К тому же сфера действия ГОСТа достаточно четко определена им самим: «Настоящий стандарт устанавливает применяемые в науке, технике и производстве термины и определения основных понятий боеприпасов», которые «…обязательны для применения в документации всех видов, учебниках, учебных пособиях, наставлениях, руководствах, в технической и справочной литературе». На руководящую роль в экспертной и правоприменительной практике данный документ не претендует и претендовать не может. Потому что общественная жизнь и деятельность правоохранительных органов регламентируется не ГОСТами, ОСТами, ТУ и другими техническими регламентами, а Конституцией России, федеральными законами, уголовным и уголовно-процессуальными кодексами, постановлениями Правительства, другими подзаконными правовыми актами, в том числе Постановлениями Пленума Верховного Суда РФ.
В Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 25 июня 1996 года № 5 «О судебной практике по делам о хищении и незаконном обороте оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ» конкретизируется понятие боевых припасов. Под ними предлагается понимать предметы вооружения и метаемое снаряжение, предназначенные для поражения цели и содержащие разрывной, метательный или вышибной заряды либо их сочетание…все виды патронов заводского и самодельного изготовления к различному стрелковому огнестрельному оружию, независимо от калибра, за исключением патронов к длинноствольному гладкоствольному охотничьему оружию и патронов, не имеющих поражающего элемента (снаряда-пули, картечи, дроби и т. п.) и не предназначенных для поражения цели (п. 3).
В подтверждение ограничительного толкования понятия боеприпасов подведомственные РФЦСЭ эксперты иногда приводят доводы, основанные на филологическом толковании рассматриваемых терминов: «Боеприпас состоит из двух слов (терминов) – боевой
Привнесение филологического толкования в сферу правовых оценок вряд ли допустимо, ибо даже устоявшиеся термины порой содержат разную смысловую нагрузку. Скажем, тот, кто однозначно толкует «бой» как военный термин, означающий «организованное вооруженное столкновение подразделений, частей (кораблей), соединений» рискует оказаться в тупике при встрече с не менее устоявшимся словосочетанием «бой быков», не имеющим никакого отношения к военной лексике2.
Если же абстрагироваться от запоздалой абсолютизации технических стандартов и ограничительных филологических толкований терминов, а обратиться к Федеральному закону «Об оружии», то боеприпасами следует считать «предметы вооружения и метаемое снаряжение, предназначенные для поражения цели и содержащие разрывной, метательный, пиротехнический или вышибной заряды либо их сочетание» (ст. 1). Данное положение конкретизируется в Постановлении пленума Верховного Суда Российской Федерации № 5 от 12 марта 2002 года «0 судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств: „К категории боеприпасов относятся… все виды патронов к огнестрельному оружию, независимо от калибра, изготовленные промышленным или самодельным способом"» (п. 4).
Соразмеряя запоздалую на 28 лет абсолютизацию ГОСТА 1974 года с происшедшими в оружейно-технической и криминальной сферах изменениями, приходится констатировать, что они входят в вопиющее противоречие. Насыщение рынка конверсионным нарезным оружием привело к практическому стиранию граней между охотничьими и боевыми образцами. Охотничьи карабины «Сайга», «Тигр», «Вепрь» являются ничем иным, как незначительно переделанными автоматом Калашникова («АК»), снайперской винтовкой Драгунова («СВД»), ручным пулеметом Калашникова («РПК»). А карабин «СКС» поступает в продажу в качестве охотничьей модели «Архар» и вовсе без какой-либо переделки.
Патроны к охотничьим вариантам боевого оружия отличаются от боевых патронов крайне незначительно, или вообще не отличаются. Если исходить из целевой предназначенности, то тогда патрон 7,62 х 39 мм без стального сердечника должен быть признан боеприпасом, если входит в боезапас карабина «СКС», находящегося на вооружении военизированных формирований. И не признан таковым, если прилагается к тому же карабину, имеющему статус охотничьего оружия. Вполне понятно, что это абсурд.
Кроме того, за последние годы в России получили распространение нарезные охотничьи штуцера зарубежного производства, предназначенные для охоты на крупных африканских животных (слонов, носорогов, буйволов) – экспрессы и нитроэкспрессы. Патроны к ним отличаются исключительной мощностью, в несколько раз превышающей мощность боеприпасов к автоматам и даже винтовкам военных образцов.
Незаконный оборот таких патронов представляет значительную общественную опасность. Закрывать глаза на это обстоятельство и не признавать их боеприпасами – значит игнорировать криминальные реалии сегодняшнего дня и подменять оценку реальной вредоносности действий виновного формально-схоластическими умозаключениями, имеющими непонятную цель (Фактическое потворствование уголовно-преступным элементам автор не расценивает как умышленную цель критикуемой концепции).
Аналогичная картина наблюдается с оценкой служебных боеприпасов. Патрон 9х17 мм к служебному пистолету «ИЖ-71» на 1 мм короче стандартного патрона к пистолету Макарова и не имеет практически значимых отличий по убойности. Но если исходить из целевой предназначенности, то незаконные действия с ними (приобретение, хранение, ношение, сбыт) должны влечь разную экспертную и соответственно правовую оценку, что тоже не соответствует ни задачам борьбы с преступностью, ни логике, ни здравому смыслу.